Артур Хейли - В высших сферах

— Спасибо, — сказал Алан.

Он был благодарен и ошарашен. Столько всего произошло за столь короткое время. Он скоро сделает Шэрон предложение — может, сегодня.

— В качестве итога всего, о чем мы говорили, — сказал старик, — у меня будет одна просьба.

— Если я смогу это сделать, сэр, я сделаю, — ответил Алан.

— Скажите: вы рассчитываете выиграть сегодня в суде ваше дело?

Алан, удивившись, ответил:

— Да, я уверен, что смогу.

— А есть такая возможность, что вы проиграете?

— Всегда есть такая возможность, — признал Алан. — Департамент по иммиграции не сдастся без борьбы, и мне надо будет опровергнуть их аргументы. Но у нас веские аргументы в нашу пользу — куда более веские, чем прежде.

— Предположим — только предположим, — что вы слабовато контраргументируете. Можете вы проиграть… не показывая… что проигрываете намеренно?..

Алан вспыхнул.

— Да, но…

— Я хочу, чтобы вы проиграли, — мягко произнес сенатор Деверо. — Я хочу, чтобы вы проиграли и Анри Дюваль был депортирован. Это моя просьба.

Долго, целую минуту, сказанное доходило до Алана.

Не веря услышанному, напрягши голос, Алан возразил:

— Вы представляете себе, о чем просите?

— Да, мой мальчик, — ответил, тщательно подбирая слова, сенатор. — Считаю, что да. Я понимаю, что прошу о большом одолжении, поскольку знаю, что значит это дело для вас. Но я также прошу вас поверить, что для моей просьбы есть серьезные и весомые основания.

— Скажите мне о них, — потребовал Алан. — Скажите мне, что за основания.

— Вы понимаете, то, о чем мы сейчас говорим, должно остаться между нами, в стенах этой комнаты. Если вы согласитесь, — а я надеюсь, что согласитесь, — то никто, даже Шэрон, никогда не должен узнать, что здесь произошло.

— Основания, — не отступаясь, тихо произнес Алан. — Дайте мне основания.

— Их два, — сказал сенатор, — и я сообщу вам сначала наименее важное. Ваш безбилетник лучше послужит нашему общему делу — и делам таких, как он, — если будет отсюда выдворен, несмотря на все предпринятые в его пользу усилия. Есть среди нас люди, которые становятся великими мучениками. Он — один из них.

Алан спокойно произнес:

— На самом-то деле вы хотите, чтобы в плане политическом партия Хоудена выглядела плохой, так как они вышвырнули Дюваля, а ваша партия выглядела лучше, ведь вы пытались спасти его или по крайней мере делали вид, что пытались.

Сенатор слегка передернул плечами.

— Вы выразили это по-своему, мой мальчик. Я предпочел выразить это по-моему.

— Ну а второе основание?

— Мой старый нос не подводит меня, — сказал сенатор Деверо, — относительно политических потрясений. И сейчас я это чувствую.

— Потрясения?

— Вполне возможно, что вскоре бразды правления перейдут в другие руки. Звезда Джеймса Хоудена тускнеет, а наша разгорается.

— Ваша, — напомнил ему Алан, — а не моя.

— Откровенно говоря, я надеялся, что скоро она станет и вашей. Но на данное время, скажем так, фортуна улыбается партии, председателем которой я имею честь быть.

— Вы употребили слово «потрясения», — не отступался Алан. — Какого рода потрясения?

Сенатор в упор посмотрел на Алана:

— Ваш безбилетник — если ему разрешат здесь остаться — может стать источником больших неприятностей для своих спонсоров. Люди такого рода не умеют приспосабливаться к окружающей обстановке. Я говорю исходя из долголетнего опыта: подобные случаи уже бывали. Если это произойдет, если он собьется с пути, то станет обременительным для нашей партии, превратится в источник неприятностей, каким он является сейчас для правительства.

— Почему вы так уверены, — спросил Алан, — что он, как вы выразились, собьется с пути?

Сенатор Деверо решительно заявил:

— Потому что это неизбежно. При его биографии… в нашем североамериканском обществе…

— Я с вами не согласен, — горячо возразил Алан. — Я не соглашусь с вами, как не согласился бы любой другой человек.

— А вот ваш компаньон мистер Льюис согласился бы. — И сенатор мягко произнес: — Насколько я понимаю, он говорил, что в этом человеке есть червоточина, что он «надломлен» и если вы его высадите, то — цитирую вашего компаньона — он «рассыплется».

Алан с горечью подумал: значит, Шэрон передала их разговор в суде. Представляла ли она себе, что это будет таким образом использовано против него? Возможно. Он почувствовал, что начинает сомневаться во всех окружающих.

— Очень жаль, — холодно произнес он, — что вы не подумали об этом до того, как начать дело.

— Даю вам слово, мой мальчик, если бы я знал, что это приведет к данному моменту, я не стал бы начинать. — Голос старика звучал искренне. И он добавил: — Признаюсь, я недооценил вас. Я и представить не мог, что вы так замечательно преуспеете.

«Надо подвигаться, — подумал Алан, — переменить позицию, пошагать…» Быть может, движение мускулатуры притушит смятение в уме. Отодвинув от стола свой стул, он поднялся и подошел к окну.

Внизу он снова увидел реку. Солнце пробилось сквозь туман. На небольшой волне мягко вздымались и опускались связки бревен.

— Мы часто вынуждены делать выбор, — говорил сенатор, — который причиняет нам боль, но потом мы убеждаемся, что он был самый лучший и самый разумный…

Повернувшись к нему лицом, Алан сказал:

— Я хотел бы, если не возражаете, кое-что прояснить.

Сенатор Деверо тоже отодвинулся от стола, но продолжал сидеть в своем кресле. Он кивнул:

— Всенепременно.

— Если я откажусь поступить так, как вы просите, что из того, о чем мы говорили, — моя адвокатская деятельность, «Лесное хозяйство Деверо»?..

Лицо у сенатора приняло обиженное выражение.

— Я бы предпочел не подводить под это такую базу, мой мальчик.

— А я подвожу, — напрямик заявил Алан. И стал ждать ответа.

— Я полагаю… в определенных обстоятельствах… буду вынужден пересмотреть свое решение.

— Благодарю вас, — сказал Алан. — Я просто хотел ясности.

А сам с горечью подумал: ему приоткрыли обетованную землю, а теперь…

На секунду он заколебался — его так и подмывало уступить. Сенатор сказал: «Никто… даже Шэрон… никогда не должен об этом узнать». И ведь это можно так просто сделать: совершить оплошность, допустить небрежность в аргументации, сделать уступку защитнику противоположной стороны… Его могут покритиковать как профессионала, но он молод — можно прикрыться отсутствием опыта. Такие вещи быстро забываются.

Потом он отбросил эту мысль, словно она никогда не приходила ему в голову.

И ясно, четко он заявил:

— Сенатор Деверо, сегодня утром я намеревался пойти в суд и выиграть это дело. И хочу, чтоб вы знали: я выиграю его, только теперь я десятикратно исполнен такой решимости.