Артур Хейли - В высших сферах

— Господин премьер-министр, будет несколько проблем с конституцией, — сказал клерк Тайного совета. В голосе его звучало неодобрение, но мягкое, как если бы он возражал против какого-то мелкого нарушения процедуры.

— Ну так мы их разрешим, — категорически заявил Хоуден. — Я, например, не предлагаю смириться с уничтожением, потому что по правилам некоторые пути закрыты для нас.

— Квебек, — произнес Каустон. — Нам никогда не увлечь за собой Квебек.

Момент настал.

Джеймс Хоуден спокойно произнес:

— Признаюсь, эта мысль мне уже приходила.

Глаза остальных медленно передвинулись на Люсьена Перро — Перро-избранника, божество и глашатая французской Канады. Подобно другим до него — Лорье, Лапуэнту, Сен-Лорану, — он на последних двух выборах силой Квебека поддержал правительство Хоудена. А за спиной Перро были триста лет истории — Новая Франция, Шамплейн, королевское правительство Людовика XIV, завоевание Англией… и ненависть французских канадцев к своим завоевателям. Ненависть со временем прошла, а вот недоверие — с обеих сторон — так и не исчезло. Дважды на протяжении двадцатого века Канада участвовала в войнах, и последовавшие за ними споры раздирали страну. Компромиссы и участие посредников обеспечили стране ненадежное единство. А теперь…

— Похоже, мне можно ничего не говорить, — угрюмо произнес Перро. — Вы, мои коллеги, словно подслушали мои мысли.

— Трудно не обращать внимания на факты, — сказал Каус-тон. — Или на историю.

— Значит, на историю, — тихо произнес Перро и вдруг изо всей силы стукнул по столу рукой. Стол зашатался. А голос Перро гневно загремел. — Вам что, никто не говорил, что история не стоит на месте, что мышление прогрессирует и меняется, что разделы — это не навечно? Или вы спали — спали, пока лучшие умы становились более зрелыми?

Атмосфера в зале мгновенно изменилась. Слова Перро прозвучали как внезапный удар грома.

— Какими вы нас считаете — нас, квебекцев? — ярился Перро. — Вечными крестьянами, дураками, неучами? Или мы ничего не знаем — этакие слепцы, не ведающие, что мир меняется? Нет, друзья мои, мы разумнее вас и меньше погружены в прошлое. Если мы должны на это пойти, то с болью пойдем. Ведь боль — не внове для французской Канады, как и реализм.

— Ну, — тихо произнес Стюарт Каустон, — никогда не знаешь, в какую сторону прыгнет кошка.

Это было как раз то, что нужно. И напряжение, словно по мановению волшебной палочки, растаяло во взрыве смеха. Зацарапали по полу стулья. Перро, заливаясь от смеха слезами, обхватил за плечи Каустона. «Странный мы народ, — подумал Хоуден. — Непредсказуемая смесь посредственности и гениальности и время от времени — вспышки благородства».

— Возможно, это будет моим концом. — Люсьен Перро передернул плечами в чисто галльской манере проявлять безразличие. — Но я поддержу премьер-министра и, возможно, сумею убедить остальных.

Это был шедевр сдержанности, и Хоуден ощутил, как в нем нарастает чувство благодарности.

Эдриен Несбитсон был единственным, кто молчал во время обмена последними высказываниями. А теперь на редкость сильным голосом министр обороны объявил:

— Если вы на это идете, тогда зачем останавливаться на полумерах? Почему не продаться целиком Соединенным Штатам?

Пять голов одновременно повернулись к нему.

А пожилой министр, покраснев, упорно гнул свое:

— Я считаю, что нам следует сохранять свою независимость любой ценой.

— Несомненно, до той минуты, когда нам придется отражать ядерное вторжение, — ледяным тоном произнес Джеймс Хоуден. После выступления Перро слова Несбитсона прозвучали как неприятный ледяной душ. Сдержав гнев, Хоуден добавил: — Или у министра обороны есть такая возможность действий, о какой мы еще не слышали.

А сам с горечью подумал, что это один из образчиков слепой тупости, с какой ему придется столкнуться в предстоящие недели. И он представил себе других несбитсонов, которые еще появятся перед ним: картонных вояк со старыми выцветшими знаменами — этакая кавалькада, слепо марширующая в забытье. Какая ирония, подумал он, что ему приходится тратить свой интеллект, убеждая идиотов вроде Несбитсона в необходимости спасать себя!

В зале воцарилось неловкое молчание. Для членов кабинета не было тайной, что последнее время премьер был недоволен своим министром обороны.

Тем временем Хоуден, с холодным ястребиным лицом, продолжил выступление, явно обращаясь к Эдриену Несбитсону:

— В прошлом данное правительство очень заботилось о поддержании нашей независимости. И мое отношение к этому вопросу демонстрировалось неоднократно. — По залу прошел шепот согласия. — Решение, к которому я лично теперь пришел, далось мне нелегко, и, думается, я могу сказать, что оно потребовало капельку мужества. Легкий путь — это беспечный путь, который кое-кому может показаться мужественным, а в конечном счете будет величайшей трусостью. — При слове «трусость» генерал Несбитсон густо покраснел, но премьер-министр еще не закончил. — И еще одно. Как бы ни проходили наши дискуссии в предстоящие недели, я очень надеюсь, что больше не услышу от членов этого правительства бульварных выражений, вроде «продаться Соединенным Штатам».

Хоуден всегда твердой рукой управлял своим кабинетом, иногда устраивая министрам разнос — и не всегда с глазу на глаз. Но никогда еще гнев его не был таким едким.

Все — не без внутреннего смущения — выжидающе смотрели на Эдриена Несбитсона.

Сначала казалось, что старый вояка нанесет ответный удар. Он ближе придвинулся к столу, лицо его пылало от гнева. Он начал было говорить. Потом вдруг, словно изношенная пружина, заметно сник, став снова стариком, неуверенным и растерявшимся от проблем, далеких от его собственного опыта. Пробормотав что-то вроде: «Возможно, не поняли… неудачно выразился…» — он снова опустился на стул, явно не желая быть в центре внимания.

Словно из сочувствия к нему, Стюарт Каустон поспешил сказать:

— Таможенный союз выглядит чрезвычайно привлекательно с нашей точки зрения, поскольку мы от этого больше выиграем. — Все повернулись к министру финансов, а он умолк, явно взвешивая все возможности. Помолчав, Каустон продолжил: — Но любое соглашение должно идти гораздо дальше этого. В конце концов американцы получают не только нашу, ной собственную безопасность. Нам нужны гарантии для производства, для расширения наших отраслей промышленности…

— Наши требования не будут малыми, и я намерен ясно заявить об этом в Вашингтоне, — сказал Хоуден. — Воставшееся время мы должны укрепить нашу экономику, с тем чтобы по окончании войны мы могли выйти из нее более сильными, чем главные ее участники.