Артур Хейли - В высших сферах

— Дедушка вчера вечером вернулся из Оттавы, — сказала, подойдя к Алану, Шэрон, — и за завтраком упомянул, что ему нужен молодой Аве Линкольн. Я вспомнила, что знала некоего Алана Мейтленда, который собирался стать адвокатом и был полон идеалов… кстати, ты по-прежнему придерживаешься их?

— Полагаю, что да, — смутился Алан. Он подумал, что, должно быть, наболтал девушке такого, о чем и не помнит. — Во всяком случае, спасибо, что не забыла обо мне. — В доме было жарко, а воротник крахмальной белой рубашки, которую он надел со своим единственным приличным темным костюмом, жутко сдавливал шею.

— Пошли в гостиную, — предложила Шэрон. — Дедушка скоро подойдет.

Алан прошел следом за ней через холл. Она открыла дверь, и в помещение хлынуло солнце.

Комната, куда они вошли, была просторнее холла, но света оказалось больше. Она была обставлена чиппендейловской и шератонской мебелью, на полулежали тонкие персидские ковры, стены обтянуты Дамаском и украшены позолоченными канделябрами с хрустальными подвесками. На стенах висело несколько оригиналов — картины Дега, Сезанна и Лорена Хэрриса. В одном из углов, рядом с роялем фирмы «Стейнвей», стояла большая украшенная елка. Окна в свинцовых переплетах сейчас были закрыты, они выходили на выложенную каменными плитами террасу.

— Дедушка, насколько я понимаю, это сенатор Деверо, — сказал Алан.

— О да, я не подумала, что ты можешь этого не знать. — Шэрон жестом указала Алану на чиппендейловский диванчик и села напротив. — Видишь ли, мои родители разведены. Папа живет теперь в Европе — в основном в Швейцарии, а мама снова вышла замуж и уехала в Аргентину, так что я обитаю тут. — Она произнесла все это просто, без малейшей горечи.

— Так-так-так! Значит, это и есть тот молодой человек. — Громкий голос прозвучал из дверей — там стоял сенатор Деверо, тщательно причесанный, в безупречно отутюженной визитке. На лацкане у него была маленькая розочка. Входя, он потирал руки.

Шэрон представила их друг другу.

— Прошу извинения, мистер Мейтленд, — любезно произнес сенатор, — за то, что заставил вас приехать сюда в Рождество. Надеюсь, я ничего не нарушил в вашей жизни.

— Нет, сэр, — сказал Алан.

— Отлично. В таком случае, прежде чем перейти к делу, не выпьете ли с нами хереса?

— Благодарю.

На столике красного дерева стояли рюмки и хрустальный графин. Шэрон стала разливать херес, а Алан произнес:

— У вас красивый дом, сенатор.

— Я рад, что вы так считаете, мой мальчик. — Старику, казалось, это действительно понравилось. — Всю жизнь мне доставляло удовольствие окружать себя изысканными вещами.

— У дедушки репутация коллекционера, — сказала Шэрон и подала им рюмки. — Единственная беда — иногда кажется, что живешь в музее.

— Молодежь насмехается над антиквариатом или делает вид, что насмехается. — Сенатор Деверо снисходительно улыбнулся внучке. — Но я возлагаю надежду на Шэрон. Мы с ней вместе обставляли эту комнату.

— И результат впечатляет, — сказал Алан.

— Готов поверить, что это так. — Сенатор любовно обвел глазами комнату. — У нас тут есть несколько совершенно особых вещей. Вот это, например, великолепный образец времен династии Тан. — И он осторожно провел пальцами по изумительной приятно окрашенной глиняной лошади с всадником. Она стояла отдельно на табурете с мраморной доской. — Двадцать шесть сотен лет назад она была создана искусным мастером во времена цивилизации, пожалуй, более просвещенной, чем наша сегодняшняя.

— Она действительно прекрасна, — сказал Алан, подумав: «В одной этой комнате — целое состояние». Он невольно сравнил это жилище с похожим на коробку двухкомнатным домиком Тома Льюиса, где был накануне вечером.

— Но перейдем к делу. — Сенатор заговорил быстро, деловито. Все трое сели. — Как я уже сказал, прошу прощения, мой мальчик, за то, что так неожиданно вызвал вас. Однако возникло одно дело, которое озаботило меня и которое, по-моему, не терпит отлагательства. — Сенатор пояснил, что его заинтересовала судьба пароходного безбилетника Анри Дюваля, «…этого несчастного молодого человека без дома и без родины, который стоит у наших ворот и умоляет во имя человеколюбия пустить его».

— Да, — сказал Алан, — я читал об этом вчера вечером. И помнится, подумал, что тут немногим можно помочь.

Шэрон, внимательно слушавшая, спросила:

— А почему?

— Главным образом, — ответил Алан, — потому, что в канадском Акте об иммиграции совершенно определенно сказано, кто может поселиться в Канаде, а кто нет.

— Но судя по тому, что написано в газете, — возразила Шэрон, — его даже не выслушают в суде.

— Да, мой мальчик, что тут можно сделать, а? — И сенатор вопросительно поднял бровь. — Где же наша хваленая свобода, если человек — любой человек — не может быть выслушан в суде?

— Не поймите меня превратно, — сказал Алан. — Я не защищаю такое положение дел. Собственно, мы изучали Акт об иммиграции, и по-моему, там много спорных моментов. Но таков закон. Если встает вопрос о том, что надо его менять, то это больше по вашей части, сенатор.

Сенатор Деверо вздохнул:

— Это дело трудное, трудное при таком несгибаемом правительстве, как у нас сейчас. Но скажите, вы действительно считаете, что для этого несчастного молодого человека ничего нельзя сделать — я имею в виду, законным путем?

Алан ответил не сразу.

— Мнение, которое я сейчас выскажу, конечно, экспромт.

— Естественно.

— Словом, если считать изложенные в газете факты достаточно верными, у этого Дюваля нет никаких прав. Прежде чем быть выслушанным в суде — даже если от этого будет какой-то прок, в чем я сомневаюсь, — он должен официально высадиться в нашей стране, а при том, как обстоят дела, это едва ли возможно. — Алан взглянул на Шэрон. — Я полагаю, корабль уплывет, а с ним уплывет и Дюваль.

— Возможно, возможно. — Сенатор размышлял, глядя на пейзаж Сезанна. — И все-таки в законе можно найти лазейки.

— Даже очень часто, — согласно кивнул Алан. — Я ведь сказал, что мое мнение — экспромт.

— Совершенно верно, мой мальчик. — Сенатор отвел взгляд от картины и снова заговорил деловито. — Потому я и хочу, чтобы вы поглубже влезли в эту историю и посмотрели, какие могут тут быть лазейки, если они вообще существуют. Короче, я хочу, чтобы вы выступили защитником этого несчастного молодого человека.

— А что, если он…

Сенатор Деверо предостерегающе поднял руку:

— Прошу выслушать меня. Я намерен оплатить судебные издержки и все расходы, какие могут возникнуть. Взамен я попрошу только, чтобы мое участие в этом деле было сохранено в тайне.

Алан заерзал на диванчике. Он понимал всю важность этого момента как для него самого, так и для других. Дело это может ничем и не кончиться, но если правильно его вести, оно поможет ему установить связи на будущее, привести к другим делам. Приехав сюда сегодня утром, он еще не знал, чего ожидать; теперь же, узнав, он должен быть доволен. И тем не менее в нем шевелилось сомнение. Алан подозревал, что под внешним покровом содержится куда больше, чем обнажил старик. И он чувствовал на себе взгляд Шэрон.