Артур Хейли - В высших сферах

— Естественно, тема нашей общей обороны будет обсуждаться в Вашингтоне, как всегда бывает, когда обсуждаются другие темы, касающиеся общих интересов. Но решения по ним — как, конечно, любые решения — будут приниматься в Оттаве при полной осведомленности парламента, а если необходимо, то и с его одобрения.

Присутствующие встретили это слабым взрывом аплодисментов.

— Можете ли вы сказать, мистер Хоуден, — спросил интервьюер ТВ, — будет ли обсуждаться последний инцидент с подлодкой, и если да, то какова будет позиция Канады?

— Я уверен, что будет обсуждаться, — ответил Хоуден, его длинное лицо с горбатым носом было серьезно, — и мы, естественно, разделяем глубокую озабоченность Соединенных Штатов трагической гибелью «Дифайента» и его команды. Но помимо этого в данный момент мне нечего сказать.

— В таком случае, сэр… — начал телевизионщик, но мысль его докончил другой репортер:

— Вы не станете возражать, если кто-то другой выскажется, приятель? Газеты ведь пока еще не ликвидированы, верно?

Шепот согласия прошел по группе прессы, и Джеймс Хоуден внутренне улыбнулся. Он увидел, как покраснел интервьюер, потом кивнул съемочной группе. Эта часть фильма, как подозревал премьер-министр, будет отредактирована позже.

Прервавший интервьюера шустрый журналист средних лет по имени Джордж Хаскинс, работавший в виннипегской газете «Фри пресс», взял теперь слово:

— Господин премьер-министр, я хотел бы задать вопрос не о Вашингтоне, а о позиции правительства в отношении этого человека без родины.

Джеймс Хоуден насупился и озадаченно спросил:

— О чем это вы, Джордж? Повторите-ка.

— Я говорю про этого парня — Анри Дюваля, сэр… про того, который в Ванкувере и которого департамент иммиграции не впускает к нам. Вы можете сказать, почему правительство занимает такую позицию?

Хоуден поймал взгляд Брайана Ричардсона, и лидер партии протиснулся вперед.

— Джентльмены, — сказал Ричардсон, — сейчас, конечно же, не время…

— Черта с два, Брайан! — вспылил репортер Хаскинс. — Это же самая горячая новость в стране.

Кто-то проворчал:

— Из-за телевидения и пропаганды теперь уж и спросить ни о чем нельзя.

— Я отвечу на любой вопрос, на какой смогу ответить, — добродушно вставил Джеймс Хоуден. — Я всегда отвечал, верно ведь?

Хаскинс сказал:

— Да, сэр, вы, конечно, отвечали. Это другие пытаются все заблокировать. — Он обратил гневный взор на Брайана Ричардсона, который с бесстрастным видом посмотрел на него.

— Я только сомневаюсь, — сказал премьер-министр, — как и мистер Ричардсон, в том, что этот вопрос уместен в данном случае.

Он надеялся, что ему удастся отвести вопросы, а если нет, он полагал, придется выкручиваться. Иногда он думал, что полезно иметь пресс-секретаря — как у президента США, — который улаживал бы подобного рода дела. Но он всегда избегал назначать кого-либо из опасения показаться слишком слабым.

Томкинс из торонтской газеты «Стар», мягкий, интеллигентный человек, пользовавшийся большим уважением в столице, вежливо произнес:

— Дело в том, сэр, что большинство из нас, здесь присутствующих, получили телеграммы от своих редакторов с просьбой сообщить свое мнение по поводу Дюваля. Похоже, многие интересуются, что с ним будет.

— Попятно.

Значит, избежать этой темы не удастся. Даже премьер-министр, если он умный, не оставит без внимания такую просьбу. Однако возмутительно было то, что это может отвлечь внимание от его собственной поездки в Вашингтон. Хоуден заметил, как Харви Уоррендер придвинулся ближе, но проигнорировал его, со злостью вспомнив упрямство и тупость этого человека, из-за которой все это и происходило. Он поймал взгляд Ричардсона. Лидер партии, казалось, хотел сказать: « Я предупреждал, что могут быть неприятности, если не держать Уоррендера под контролем». А возможно, Ричардсон уже догадался, что тут что-то кроется, — он для этого достаточно проницателен. Но так или иначе, несмотря на угрозу Харви Уоррендера, которая висела над ним, как нож гильотины, Джеймсу Хоудену придется разбираться с этой ситуацией настолько компетентно, насколько он сумеет. Одно несомненно, рассуждал он: этот инцидент, какое-то время неприятный, принадлежит к тому типу, что через несколько дней наверняка рассосется и забудется. Он заметил, что телевизионная камера снова заработала, — возможно, все-таки сейчас подходящее время убедительно изложить официальную позицию и тем самым заставить умолкнуть критику.

— Хорошо, джентльмены, — бодро заявил премьер-министр, — я вот что должен сказать.

Он увидел нацеленные карандаши, которые тут же заработали.

— Мне донесли, что газеты уделили значительное внимание человеку, чью фамилию мистер Хаскинс только что упомянул. Некоторые статьи, должен прямо сказать, носили сенсационный характер, намеренно опустив определенные факты — факты, которые правительство, ввиду его ответственности, не может игнорировать.

— Не скажете ли вы, что это за факты, сэр? — На сей раз это была монреальская «Газетт».

— Если вы потерпите, я до этого дойду. — В голосе Хоудена появилась резкость. Он терпеть не мог, когда его прерывали, да и не мешало время от времени напоминать этим людям, что они берут интервью не у какого-нибудь младшего министра. — Я как раз собирался сказать, что немало случаев не получают никакой огласки, а тем не менее рассматриваются регулярно департаментом по делам гражданства и иммиграции. И разбираться с такими делами гуманно и по справедливости, но исходя из положений закона не внове ни для правительства, ни для иммиграционных чиновников.

Репортер «Джорнал», Оттава, спросил:

— А этот случай не несколько иного рода, господин премьер-министр? Я имею в виду то, что у человека нет родины, и все прочее.

Джеймс Хоуден спокойно ответил:

— Когда имеешь дело с людьми, мистер Чейз, каждый случай особый. Потому-то — чтобы обеспечить в должной мере справедливость и быть последовательными — мы и имеем Акт об иммиграции, одобренный парламентом и канадским народом. Правительство, как и положено по закону, действует в рамках этого акта, и в данном случае так оно и было. — Он помолчал, давая возможность тем, кто записывал, успеть за его словами, затем продолжил: — Мне неизвестны подробности, но меня заверили, что просьба молодого человека, о котором идет речь, была внимательно рассмотрена и что он — согласно Акту об иммиграции — никак не может быть принят в Канаде.

Молодой репортер, неизвестный Хоудену, спросил:

— А не считаете ли вы, сэр, что бывают случаи, когда соображения человечности важнее формальностей?

Хоуден улыбнулся:

— Вы задаете мне риторический вопрос, вот мой ответ: соображения человечности всегда важны, и данное правительство часто демонстрировало свою заботу о них. Но если ваш вопрос касается именно того дела, о котором идет речь, позвольте повторить: человеческий фактор был принят во внимание, насколько возможно. Однако должен снова напомнить вам, что руки правительства — как и должно быть — связаны обязанностью действовать по закону.