Артур Хейли - В высших сферах

— Да прекрати это, Мейтленд, — вслух произнес он. — Ты жалеешь себя больше, чем Дюваля.

Вместе с последним словом раздался стук в дверь, и она открылась. Появилась голова — красное, широкоскулое лицо Дэна Орлиффа. Вслед за головой репортера появилось и его крепкое тело фермера, и он осмотрелся.

— Вы один?

Алан кивнул.

— Мне показалось, я слышал чей-то голос.

— И вы не ослышались. Я разговаривал сам с собой. — Алан криво усмехнулся. — Вот до какого состояния я дошел.

— Вам требуется помощь, — сказал Дэн Орлифф. — Что, если я устрою вам беседу с кем-то более интересным?

— С кем, например?

Орлифф как бы между прочим произнес:

— Я подумал, что мы могли бы начать с премьер-министра. Он приезжает послезавтра в Ванкувер.

— Сам Хоуден?

— Никак не меньше.

— О, конечно! — Алан плюхнулся в кресло стенографистки, откинулся в нем и положил ноги рядом с видавшей виды пишущей машинкой. — Я сейчас скажу, что я сделаю: арендую кровать и приглашу его остановиться у меня.

— Послушайте, — воззвал к нему Дэн, — я не шучу. Это серьезно. Можно устроить с ним встречу, и это принесет пользу. — И он спросил: — Ничего больше вы ведь не можете сделать для Дюваля через суд?

Алан отрицательно покачал головой:

— Мы исчерпали возможности.

— В таком случае что вы теряете?

— Наверное, ничего. Но что это даст?

— Вы же можете воззвать к нему, верно? — уговаривал его Дэн. — Положительное значение милосердия и все такое прочее. Разве адвокаты не для этого существуют?

— Предполагается, что у тебя должны быть также солидные аргументы. — Алан сморщился. — Я представляю, как это будет происходить: я буду стоять на коленях, а премьер-министр — утирать слезы. И скажет: «Алан, мальчик мой, все эти недели я был так жутко виноват. А теперь, если поставишь здесь свою подпись, все будет забыто и ты сможешь добиться всего, чего хочешь».

— Хорошо, — признал Дэн Орлифф, — встреча не будет пустячком. Но ведь не было пустячком ничто из того, что вы делали. Так почему же надо сдаваться сейчас?

— По одной простой причине, — спокойно ответил Алан. — Потому что наступает время, когда разумно признать, что ты потерпел поражение.

— Вы меня разочаровываете, — сказал Дэн. Он вытянул ногу и с убитым видом стал колотить по ножке стола.

— Мне очень жаль. Я хотел бы добиться большего. — Помолчали. Потом Алан с любопытством спросил: — А почему премьер-министр приезжает в Ванкувер?

— Он совершает своего рода поездку по стране. Совершенно неожиданно — на этот счет много всяких догадок. — Репортер пожал плечами. — Это уже нас с вами не касается. У меня была идея свести вас двоих.

— Он никогда не согласится принять меня, — объявил Алан.

— Если его попросить, он не сможет отказать. — Дэн Орлифф указал на груду газет на стуле: — Вы не возражаете, если я их отсюда сброшу?

— Валяйте.

Дэн сбросил газеты на пол, повернул к себе стул и сел верхом на сиденье. Теперь он сидел лицом к Алану, положив руки на спинку стула.

— Послушайте, дружище, — пылко заговорил он, — если вы сами этого еще не поняли, разрешите я вам объясню. Для десяти миллионов людей — а то и больше — для всех, кто читает газеты, смотрит телевидение или слушает радио, вы — господин Борец за Правду.

— Господин Борец за Правду, — повторил Алан. И из любопытства спросил: — Это из «Путешествий пилигрима»?

— По-моему, да, — произнес он безразличным тоном.

— Помнится, я когда-то это читал, — сказал Алан, вспоминая. — По-моему, в воскресной школе.

— Мы с вами далеко ушли от воскресной школы, — продолжил репортер. — Но может быть, кое-что из вашего опыта уже и стерлось в памяти.

— Продолжайте же. Вы говорили о десяти миллионах людей.

— Они сделали из вас национального героя, — продолжал свое Орлифф. — Вы стали своего рода кумиром. Откровенно говоря, я никогда ничего подобного не наблюдал.

— Это все от избытка чувств, — сказал Алан. — Когда все это будет позади, меня забудут через десять дней.

— Возможно, — согласился Дэн. — Но пока вы являетесь общественным деятелем, к вам должны относиться с уважением. Даже премьер-министр.

Алан усмехнулся, словно эта мысль позабавила его.

— Ну а если я попрошу премьер-министра о встрече, что, вы думаете, следует мне для этого сделать?

— Разрешите «Пост» организовать это, — попросил Дэн Орлифф. — Хоуден не любит нас, но он и не может нас игнорировать. А кроме того, мне хотелось бы завтра напечатать об этом эксклюзивный материал. Мы скажем, что вы попросили о встрече и ждете ответа.

— Вот теперь вы подошли к сути дела. — Алан спустил ноги со стола, на котором стояла пишущая машинка. — Я так и думал, что у вас есть что-то за душой.

На лице Дэна Орлиффа было написано предвкушение.

— У каждого есть что-то за душой, но мы с вами поможем друг другу и Дювалю тоже. А кроме того, при том, что об этом будет заранее объявлено, Хоуден не посмеет вам отказать.

— Не знаю. Просто не знаю. — Алан встал на ноги и устало потянулся. «К чему все это? — подумал он. — Что можно выиграть еще одной попыткой?»

Потом перед его мысленным взором предстало лицо Анри Дюваля, а за Дювалем — победно улыбающееся лицо Эдгара Крамера.

И лицо Алана вдруг просияло, голос окреп.

— Какого черта! — воскликнул он. — Давайте раскручивать.

Молодой человек в очках с черепаховой оправой сказал «через пару дней».

Собственно, поскольку был еще конец недели, прошло четыре дня.

И сейчас в штаб-квартире партии на Спаркс-стрит он стоял перед Брайаном Ричардсоном там, где стоят посетители перед столом лидера партии.

В кабинете Ричардсона, не слишком заставленном мебелью, было, как всегда, душно и жарко. Паровые радиаторы у двух стен, включенные на всю мощность, булькали, как вода, кипящая в котлах. Хотя была середина дня, венецианские ставни были опущены, а жалкие занавески сдвинуты, предохраняя от тока воздуха, проникавшего в неплотно закрытые окна старого здания. К сожалению, они не пропускали и свежий воздух.

На улице, где поток арктического воздуха с утра воскресенья накрыл Оттаву и всю провинцию Онтарио, температура была минус пять градусов. А в кабинете, судя по термометру на столе, было двадцать восемь.

На лбу молодого человека появились капельки пота.

Ричардсон передвинул свое тяжелое широкоплечее тело в обитом кожей вращающемся кресле.

— Ну что? — спросил он.

— Я принес то, что вы просили, — тихо произнес молодой человек и положил на середину стола большой конверт из оберточной бумаги. На нем стоял штамп «Департамент национальной обороны».

— Хорошая работа.

Брайан Ричардсон почувствовал нарастающее возбуждение. Неужели его догадка, смелое предположение оправдались? Неужели он верно вспомнил случайное замечание, всего лишь вскользь высказанный намек, оброненный давным-давно на коктейле совершенно неизвестным ему человеком? Ведь это было лет пятнадцать назад, а то, возможно, и двадцать… задолго до его какой-либо связи с партией… задолго до того, как Джеймс Хоуден и Харви Уоррендер стали для него не просто именами в газетах. В таком далеком прошлом, что люди, места, намерения — все исказилось. А если этого и не произошло, тогдашние утверждения могли ведь быть и неверны. И он подумал, что вполне мог быть не прав.