Ингер Фриманссон - Крысоловка

– It’s okay, it’s okay [47].

Юлия, тоже вскочив, заорала:

– Сваливаем отсюда! Сейчас же! Не могу больше оставаться ни секунды! Гнусь какая. Уходим. Отвезем Розу в больницу. Ее нужно обследовать! А потом домой, к маме. Мне нужно в душ, прямо сейчас! Я час буду отмываться, не меньше! Мама звала нас на обед. Она обрадуется гостям. Обрадуется, Томас, вам. And you, Maya. It is our mother! [48]

Томас бросился в спальню и почти сразу выскочил с сумкой и гитарой. Юлия отвела Майю в ванную, помогла привести себя в порядок. Йеннифер слышала мягкий, утешающий голос сестры.

– Как же ты, бедняжка, испугалась, наверное, – бормотала та по-шведски, – как испугалась… Бедная малышка…

Материнские интонации в голосе сестры. Удивительно.

– Вы можете пожить у нас, в нашей уютной берложке в Блакберге, или на Тулегатан. Без крыши над головой не останетесь. Все образуется. А здесь жить нельзя.

– Я найду Розу, – сказала Йеннифер. – Вы идите к машине. Там встретимся.

Старик седой, крестьянин вольный…

В голове крутились строки Сеттерлинда.

Смерть. Крестьянин с корзиной.

Она представляла себе эту картинку, читая некрологи: корзина за спиной у старика, он наклоняется, опускает ее на землю.

Ей нравилось это странное стихотворение.

Умиротворяющее, почти радостное.

Она готова. Готова расстаться с жизнью.

«Титус», – подумала она, но не было в этой мысли ни грусти, ни отчаяния.

Титус был этим крестьянином. А она – зайчонком. Титус пришел за ней. Ингрид казалось, что она видит его. Что Титус склонился над ней, смотрит на нее со своей мягкой, теплой умешкой.

Где же ты была, мышонок мой?

Вечно он называл ее мышонком, бельчонком. Точно она была его маленькой любимой зверушкой. Он стоял в кромешной тьме, но она больше не боялась тьмы.

И боль ушла. Тьма размывалась. Обретала пушистую мягкость. Ингрид погружалась в нее, точно в уютное прибежище.

Сверху неслись звуки. Новые звуки, иные, чем прежде, вибрации. Она вяло думала, что ее наверняка найдут. С усилием открыла глаза. Знакомый четырехугольник света. Теперь едва различимый. И все. Губы шевельнулись, рот приоткрылся, словно она хотела сказать, закричать. Но звук не шел. Все кончено.

Она лежала в корзинке крестьянина. Он уже шел дальше, и корзинка мерно качалась у него за спиной.

Зыбкий сон уносил ее.

После обеда она вернулась в коттедж.

– Хочу побыть одна, – сказала, не вдаваясь в подробности.

– Ладно, – ответила Юлия без особого интереса. – Увидимся вечером.

Юлия все хлопотала вокруг Майи. Девушка рассказывала о причине своего недомогания:

– I am pregnant. I am going to have a little baby. And I wanted this baby to live in your country, I wanted it so much [50].

Юлия осуждающе глянула на Томаса, и Йеннифер заметила, как тот сжался.

«Ага, – подумала она, – бедняга Томас, ну и жизнь тебя ждет…»

Коттедж они покинули с облегчением.

Сперва отвезли Розу в больницу. В Седертелье обнаружилась клиника скорой помощи. Томас и Йеннифер пошли вместе с Розой и, как только объяснили, что стряслось, врачи тут же засуетились.

– Мы думаем, мать заразилась, – говорил Томас. – Ее укусила крыса. И мама стала странная, она такой никогда не была. Наверное, зараза поразила мозг.

Регистратурная сестра вздрогнула:

– Крыса?!

– Да. К сожалению, подробностями мы не располагаем. Я приехал домой ночью, из-за границы. Я почти не узнаю мать. И мы видели крысу в доме. Внутри. Я не выдумываю.

Два санитара уже занялись Розой. Уложили на каталку, быстро покатили. На каталке мать казалась такой маленькой…

– Я не могу здесь больше, – пробормотал Томас. – Позвони мне, ладно? Я здесь не могу.

Розу она нашла у мусорных баков. Крышка одного была откинута, Роза рылась в нем, нырнув едва ли не по пояс. Она была босая.

Йеннифер видела, что контейнер совершенно пуст.

– Роза, что ты делаешь? – спросила она, постаравшись подавить страх.

Та обернулась. Ее узкое, чуточку кошачье лицо было виноватым.

– Что с тобой? – спросила Йеннифер; вопрос прозвучал слишком строго.

– Крыса, – просипела в ответ Роза.

– Крыса? О чем ты?

– Большая крыса… под полом…

– Под полом? В подвале крыса?

Роза кивнула.

– Зачем ты ходишь к мусорным бакам?

– Не знаю… я убила крысу… не знаю…

Девушка тронула ее за руку. Роза замерла, лицо ее напряглось.

– Ну, что случилось? – мягко спросила Йеннифер. – Милая, дорогая Роза, что с тобой случилось?

Она взяла ее за руку. Ладонь сухая, горячая.

– Пойдем. Отвезем тебя в больницу. Покажем врачу. Ты же понимаешь, что тебе надо к врачу. Твоя рука… Это крыса тебя укусила?

– Не знаю… я убила крысу… не знаю… – снова забормотала Роза слабым голосом.

Она больше не сопротивлялась, покорно плелась за девушкой.

Остальные уже ждали их у машины. Йеннифер бросила ключи:

– Садитесь. Мы скоро. Нужно найти обувь для Розы.

Она обнаружила их за занавеской в прихожей. За желтой, с черными ибисами, занавеской. Они стояли там. Старые уродливые ботинки Ингрид. Это точно были они, никаких сомнений. С дурацкими красными шнурками. На свете существовала только одна такая пара.

Во рту пересохло, точно туда пеплу сыпанули. Йеннифер подняла ботинок, посмотрела на Розу:

– Чьи это?

Лицо Розы посерело. Она часто задышала, с всхрипом. Зрачки расширились.

Йеннифер поставила ботинок на место, задернула занавеску. Усадила Розу на табуретку:

– Жди меня!

В горле першило, будто в начале простуды. Она нашла туфли и пару чистых носков. Присела перед Розой на корточки, натянула ей на ноги носки. Ноги были грязные, до черноты. Мизинцы точно две черные фасолины. Похлопала Розу по коленке. Внутри нарастало странное возбуждение.

– По-моему, я кое о чем догадываюсь, – прошептала она.

Роза неотрывно смотрела на нее, глаза тусклые, бессмысленные. Йеннифер нашла ключи, тщательно заперла дверь:

– Теперь все позади.

Мама Биргитта встретила их с распростертыми объятиями и с накрытым столом. Мастерица по части пира на скорую руку. Даже если повод вовсе не радостный.

Йеннифер есть не хотелось. Она места себе не находила. Для виду поклевала салат. Нужно уехать. Нужна определенность.

Поев, Майя ожила. Стоя у окна, показала свой округлившийся животик Ребенок родится в сентябре. Йеннифер вспомнилась старая поговорка: новая родня идет на смену старой. В каком-то смысле они все родственники. И это чудесно.

Никто не заметил, как она ушла. Спускаясь по ступеням, Йеннифер слышала, как мать уже вовсю строит планы:

– Купим ей подходящую одежду. Вот поедим и поедем в торговый центр. Что скажешь, Томас? Майя не устала? Тебе теперь нужно обращаться с малышкой Майей бережно. Женщина в положении особенно ранима. Не забывай.