Хуан Гомес-Хурадо - Эмблема предателя

Несмотря на опьянение, он ее узнал и вскочил, смутившись.

- Алиса!

Его приятель повернулся к ней и поднял бокал.

- Вы знакомы?

- Мне так казалось, - произнесла Алиса ледяным тоном.

- Потрясающе! Ты должна знать, что твой друг - самый успешный банкир у Изарских ворот. Мы продаем столько акций, сколько не продает ни один банк из тех, что в последнее время появляются, как грибы после дождя. А я горжусь тем, что я его бухгалтер... Выпей с нами.

Алиса почувствовала, как по телу разливается волна презрения. Она слышала о феномене новых банков. Почти все они были созданы в последние месяцы молодыми людьми, и многие университетские студенты приходили каждый вечер, чтобы растратить заработанное за день на шампанское и шлюх, прежде чем эти деньги потеряют всякую стоимость.

- Когда отец сказал мне, что ты взял деньги, я ему не поверила. Как же я ошиблась. Теперь я вижу - это единственное, что тебя интересует, - сказала она, поворачиваясь спиной.

- Алиса, подожди... - пристыженно пробормотал Пауль. Он пошатываясь обошел стол и попытался взять ее за руку.

Алиса развернулась и влепила ему пощечину, которая прозвучала, как удар колокола. Пауль покачнулся и повалился ничком на стол. Он попытался ухватиться за скатерть, но упал на пол, утянув за собой ливень из разбитых бутылок и вызвав смех трех хористок.

- Кстати, - сказала Алиса, уходя, достаточно громко, чтобы он услышал, - в этом смокинге ты снова похож на официанта.

Пауль оперся на стул, чтоб подняться, и увидел, как спина Алисы исчезает в толпе, а его приятель бухгалтер ведет девушек танцевать. Вдруг чья-то рука с силой схватила его и помогла встать, так что стул упал.

- Похоже, она дала тебе от ворот поворот, а?

Мужчина, который помог ему подняться, стоял совсем рядом. Его лицо было чем-то знакомо, но Пауль не мог его вспомнить за пеленой алкоголя и стыда.

- Вы кто, черт возьми?

- Друг твоего отца, Пауль. Человек, который сейчас задает себе вопрос - а достоин ли ты носить его фамилию.

- Что вам известно о моем отце?

Мужчина вытащил визитную карточку и вложил ее во внутренний карман смокинга Пауля.

- Приходи, когда проспишься, парень.

Пауль поднял взгляд от незамысловатой визитной карточки и уставился на вывеску книжной лавки, всё еще не понимая, что он там делает.

Он был в одном шаге от площади Мариенплатц, в самом центре Мюнхена. Здесь мясные лавки и уличные торговцы Швабинга уступали место часовым мастерским и магазинам шляп и тростей. А недалеко от лавки Келлера даже был маленький кинотеатр, в котором всё еще показывали "Носферату" Мурнау, хотя со дня премьеры прошло уже больше года. Наступил вечер, второй сеанс, должно быть, уже дошел до середины. Пауль вообразил киномеханика внутри кабины, раз за разом менявшего заезженные бобины с фильмом, и почувствовал к нему жалость. Он уже посмотрел этот фильм - первый и единственный в своей жизни - пробравшись в зал кинотеатра неподалеку от пансиона через заднюю дверь, когда фильм обсуждала половина города. Ему не слишком понравилось это сквернейшее подражание "Дракуле" Брэма Стокера. Подлинное переживание истории заключалось для него в словах и паузах, в белизне, окружавшей черные буквы. Этот фильм показался ему слишком простым, подобно мозаике всего из двух частей.

Пауль осторожно вошел в книжную лавку, но подозрения отступили, как только он начал рассматривать книги, аккуратно расставленные на полках от пола до потолка и широких столах рядом с витриной. Прилавка не было видно.

Он с упоением листал первую редакцию "Смерти в Венеции", когда услышал за спиной голос.

- Томас Манн - неплохой выбор, но ты ведь определенно уже читал ее, так?

Пауль обернулся. Это был улыбающийся Келлер. Его волосы были совершенно белы, он щеголял старомодной бородкой и постоянно почесывал огромные уши, привлекая к ним еще больше внимания. Пауль снова почувствовал, что знаком с ним, хотя был не в состоянии определить, откуда.

- Да, я читал ее, но очень быстро и мельком. Мне одолжил ее один гость пансиона, где я живу. Обычно книги не задерживаются в моих руках надолго, как бы мне ни хотелось их перечитывать.

- Ах, ах. Не перечитывай их, Пауль. Ты очень молод, а те, кто перечитывают книги, склонны раньше времени наполняться неположенной им мудростью. Сейчас тебе нужно читать, читать всё, что можешь, как можно более разношерстное. Только когда доживешь до моего возраста, будешь знать, что перечитываемое - не пустая трата времени.

Пауль снова окинул его взглядом. Келлеру было уже за пятьдесят, но его спина была прямой, как палка, а тело под старомодным костюмом-тройкой оставалось крепким. Именно седые волосы делали его внешность почтенной, хотя юноша подозревал, что на самом деле тот был светло-русым и подкрашивал волосы, чтобы добиться однородного белого цвета. Внезапно он осознал, где видел его раньше.

- Вы были на празднике в честь дня рождения Юргена, четыре года назад.

- У тебя хорошая память, Пауль.

- Вы сказали мне, чтобы я быстрее шел... что она ждет снаружи, - ответил юноша с грустью.

- Я очень ясно помню спасение девушки прямо посередине танцевального зала. Ах, в свое время и у меня были хорошие мгновения. Так же, как и плохие, но ни разу я не совершал оплошность столь огромную, какую видел вчера в твоем исполнении, Пауль.

- Не напоминайте мне об этом. Как, черт возьми, я должен был догадаться, что она там? Я не видел ее уже два года!

- Что ж, думаю, что правильным вопросом будет: какого черта делал там ты, пьяный, как матрос?

Пауль тревожно заерзал и ничего не ответил. Ему было стыдно обсуждать подобные вещи с совершенно незнакомым человеком, но в то же время он ощущал странное спокойствие от разговора с книготорговцем. Он лишь хотел сменить тему.

- Одним словом, - продолжил Келлер, - я не хочу тебя мучить, потому как круги под твоими глазами и бледность говорят мне, что ты, должно быть, не слишком много спал или вообще только что проснулся.

- Вы сказали, что хотели поговорить о моем отце, - нетерпеливо прервал его Пауль.

- Нет, я сказал не это. Я сказал тебе, чтобы ты пришел увидеться со мной.

- И зачем?

В этот раз промолчал Келлер. Он подвел Пауля к витрине и указал ему на фасад церкви Святого Михаила, прямо напротив книжной лавки. Родословное древо дома Виттельсбахов, вылитое из бронзы, оберегало статую архангела, именем которого назвали здание. Под лучами заходящего солнца тени статуй были длинными и зловещими.

- Смотри... три с половиной века блистательного величия. И это лишь начало. Вдохновленный великолепными формами этой церкви, в 1825 году Людовик I решил превратить наш город в новые Афины. С аллеями и бульварами, полными света, пространства, гармонии. А теперь опусти немного взгляд, Пауль.