Игорь Резун - Свидание на Аламуте

Медный повесил табличку обратно на блестящую шишку ручки двери, отчего-то вздохнул, закатал повыше рукава свободной шелковой сорочки и пошел к лестнице, обдуваемый ветром кондиционеров. На ее пролете он столкнулся с толстым рыжим немцем и едва не сшиб его; тот, потрясая ключами, выдал ему тираду по-немецки, но потом понял свою ошибку и, устыдившись, побагровел…

Нет, его положительно принимают за араба!

Выйдя из отеля, Медный купил в магазинчике на террасе бутылку почему-то сладковатой, хоть и называвшейся минеральной, воды и пошел за его красные стены-гребешки, вокруг автостоянки, в зеленые кущи. Это был парк, охватывающий отель полукольцом и в своей оконечности довольно запущенный. Здесь начиналась пустующая полоса берега, которую еще не успели застроить. Ближайший отель, «Меновилль», располагался в пяти километрах отсюда. Поэтому парк превращался в дикий оазис, который обгрызали волны наступающего песка. Тут раскачивались листья огромных пальм, свисали со стволов лианы. Среди постояльцев бытовало мнение, что в ночное время здесь снуют летучие мыши-вампиры: их боялись едва ли не больше, чем террористов, слухи о которых курсировали по Эль-Кусейру в течение последнего месяца. Но сейчас мягкий сумрак этого парка обнимал Медного за плечи.

Почесывая бороду, Андрей начал спускаться по аллее, и вот плитка сменилась посыпанной песком дорожкой. Медный с наслаждением, как в морской прибой, погружал босые ступни в прохладу песка, сбереженную кронами деревьев. Потом он повернул налево и… наткнулся на забор. Точнее, на остатки забора. За отелем располагалась какая-то стройка, но легкие секции забора из гофрированного алюминия были местами уже сняты, как будто в челюсти дракона выломали часть зубов. За забором, сквозь зелень, проглядывало что-то очень желтое.

Медный решительно втиснулся в этот барьер и через секунду полетел вниз. Точнее, покатился — по горячему песку. Это было шикарное ощущение — он ехал на песочной волне, скользил на ней. Очнувшись, он первым делом разлепил глаза, отряхнулся, высморкался…

Медный стоял в середине огромной песчаной чаши, которую крышкой прикрывало совершенно синее, без единого облака небо. Песок вокруг напоминал мелко наколотый рафинад. Видимо, в песочном грунте начали рыть фундамент, но стройка почему-то остановилась.

Медный стал карабкаться по склону; он ощущал себя муравьем, попавшим в лапы муравьиного льва, — песок не давал выпрямиться, упереться. Наконец он выбрался на край чаши. Отсюда было хорошо видно, что за красавцем-отелем не иначе как готовили строительство еще одной башни. От начальной ямы фундамента шел неглубокий песочный карьер, полный беспорядка, типичного для всех русских строек, и странно было его наблюдать за сотни тысяч километров от родного дома. По дну небрежно тек ручей из какой-то торчащей трубы, впитываясь в песок и даже образовывая маленькое болотце. Повсюду были раскиданы автопокрышки и дощатые поддоны для кирпичей. Дальше песчаную гряду пересекал мост автотрассы, и с него доносилось неумолчное гудение машин. А перед тенью моста были аккуратно разложены квадраты искусственной травы — видимо, это тонкопластиковое чудо приготовили, проверили, сосчитали и… забыли.

Одним словом, за отелем расположился кусок давно заброшенной арабской стройки, скрытый парком, теннисным кортом и бассейном. Медный прищурился, окинул его глазами — примерно два квадратных километра — и, блаженно подставив лицо ветерку, направился обратно. Но на этот раз он спустился с бархана и пошел по узкой дорожке к видневшемуся выходу из окружавшего стройку, раздерганного забора. У этого выхода стоял беленький облезлый вагончик-трейлер.

Медный уже было прошел мимо вагончика, как внезапно боковым зрением увидел, что в небольшой тени, отбрасываемой фургончиком, сидит человек с голым волосатым торсом, одетый в теплые зимние ботинки, семейные трусы радикального черного цвета и затертую солдатскую ушанку стройбатовского образца. Человек меланхолично резал что-то на голубой крышке переносного холодильника — такие сдавались в отеле напрокат посетителям пляжа. Медный неуверенно приблизился и понял: мужик в ушанке ровными ломтиками нарезал на отельной салфетке обыкновенное украинское сало. Он скосил глаза Медного и хриплым голосом весело поприветствовал его на чистом русском:

— Аллах, типа Акбар!

— Селям алейкум! — откликнулся Медный.

Человек вскинул на него глаза. Его лицо, загорелое до черноты, украшенное носом-бульбой, было совершенно русским, с характерными складками у губ и на лбу. Он проворчал:

— Ишь, как вы надрочились-то, черти…Арапчата Петра Великого.

Медному стало интересно. Он посмотрел на серебристую башню отеля — она сейчас была в полукилометре, — сделал шаг к цилиндру холодильника и удивился:

— А что это у вас?!

— Це сало, — невозмутимо пояснил шапочный. — А шо ты хотел? Свою верблюжатину сам ешь…

— А можно… попробовать?

— Та без проблем! Обожди…

Человек снял с головы свою ушанку, показав буйную рыжеватую шевелюру, и достал из шапки пластиковый пакет, в котором угадывались очертания ломтиков черного хлеба. Кусочек сала был водружен на ржаной ломтик и отправлен в рот Медного; тот, пережевывая угощение, зажмурился от удовольствия.

— Ишь ты! — снова крякнул незнакомец. — И по-русски балакают, и сало идят… Шоб я так жил!

Медный понял, что его до сих пор принимают за местного, и выкатил глаза.

— Мужик, ты че? Русский я! Из Сибири.

Мужик скептически посмотрел на его загорелые босые ноги.

— Русские босыми не ходют… Инфекций боятся! А сало арабы точно не едят… Лады. Мыкола меня зовут.

Дальнейшая история Мыколы была рассказана Медному, усаженному на канистру с надписью «Шелл», под сало с минеральной водичкой. Если быть точным, то салом они закусили, а водичкой запили. Мыкола показал ему, лукаво усмехаясь, бутыль с мутноватой жидкостью. Горилка, по уверению хлопца, была редкостной — выгонки из фиников.

Выпив с полстаканчика ароматной самогонки, вяжущей язык и отдающей в послевкусии орехом, Медный расслабился и стал слушать историю Мыколы.

Хохол приехал сюда в составе шумной группы украинских строителей, нанятых владельцем отеля для расширения его территории и строительства большого парка развлечений. На площадку пригнали технику, начали трудиться, но в самый разгар работы непутевая их родина послала свой контингент в пылающий Ирак, и какая-то местная малоизвестная организация выступила с заявлением, что будет в день убивать по одному украинцу, дабы впредь неповадно было Незалежной вмешиваться в геополитику.

По странному совпадению тут же начались неприятности: один строитель навернулся с башенного крана, второго укусил скорпион, а третий поехал в город, на местной дискотеке повздорил с арабами и получил ножом в бок. В общем, в итоге владелец отеля, испуганный тем, что его строителей либо перебьют, либо возьмут в заложники, сдал их полиции, а та, недолго думая, под предлогом формальных недоработок в документах вышвырнула их страны — обратно домой. Мог бы улететь и Мыкола, но он в тот момент, используя свое мастерство газосварщика первого разряда, соорудил в укромном месте самогонный аппарат, работавший «на финиках». Первая партия оказалась такой вкусной, что невозможно было оторваться; вот Мыкола и не отрывался несколько дней, блаженствуя в тени пальм отельного парка и разговаривая с теми самыми летучими мышами, которых все так боялись. Когда его нашел хозяин отеля (он, кстати, оказался вовсе не арабом, а пожилым лысым итальянцем), судьба в очередной раз круто изменила пунктир Мыколиной судьбы. Хозяин оставил его служить сторожем на этой территории до прибытия новых рабочих. Охранять, впрочем, тут было нечего, кроме песка и пластов искусственной травы — всю технику отсюда вывезли вместе со строителями.