Игорь Резун - Свидание на Аламуте

Ребята оказываются на дороге, шарят вокруг стволами оружия, но никого уже нет, только чадно горят рядом с автобусом обломки джипа и лежат трупы… Раскаленный асфальт засыпан стекольным крошевом, а они ходят по нему босиком — без малейшей царапины. Смотри-ка ты, а вот и Валисджанс в ореоле растрепанных волос так же молотит по всему этому розовыми пятками. Научилась?

Шкипер бежит к исхлестанному очередями «хаммеру», выбрасывает оттуда трупы охранников Алехана и оборачивается. Лис тащит к ним за ноги одного из бандитов в клетчатом палестинском платке-повязке — его успел уложить выстрелом в голову один из бодигардов Алехана — и молча забрасывает тело в «хаммер». Туда же залезает и Валисджанс. Шкипер занимает место водителя. Раздается гул мотора, которому не страшны даже пулеметные очереди, огромные колеса пробуксовывают по асфальту в рывке. Машина стартует с места, съезжает с шоссе и — вперед, по пустыне, по темным следам шин, отпечатавшихся на плотном красном песке.

«…Наш собственный корреспондент в Республике Горный Алтай Ханс Гассмер передает информацию о начавшихся волнениях среди населения Алтая, вызванных недавним землетрясением в горных районах… Группа граждан Республики Горный Алтай уже открыто заявила о том, что это землетрясение было вызвано тем, что русские ученые осмелились несколько лет назад потревожить могилу одной из древних духовных предводительниц алтайского этноса — так называемой „Принцессы Укок“. Несмотря на неоднократные обращения руководства республики, Россия не собирается возвращать мумифицированные останки, которые в настоящее время хранятся в институте археологии Новосибирска. Между тем, по данным ряда собственных источников, и эти останки сегодня либо полностью утрачены, либо находятся под такой угрозой: экспозиция Музея археологии по неизвестным причинам закрыта, а официальные лица избегают каких-либо комментариев. На этом фоне вполне правдоподобно выглядит заявление одного из представителей культурно-этнографического общества „Чикет-Аман“ целителя Угдо-Багэна о том, что на самом деле мумии в институте уже нет, и что она перемещена за границу для процедуры мистического возрождения ее духа и силы в новом человеческом теле. Какой бы сказкой это ни казалось, тем не менее, приходится признать, что оккультные круги республики Горный Алтай уже пришли в сильное волнение и готовятся к чему-то значительному…»

Сони Пфельгауз

Der Spiegel, Бонн, Германия

В салоне «Ми-26» грохот винтов был настолько оглушающим, что разговаривать казалось бессмысленным. Но подполковник, замначальника УФСБ Алтайского края, хоть и понимал это, все равно пытался кричать на ухо мотающегося рядом с ним на жестком откидном стульчике Заратустрова:

— Все ушли… Все побросали! Я им: «Куда ушли?» — а они мне: «Шамана горы ушла, аднака, совсем помирать ушла!»

Полковник угрюмо сопел, смотрел на тщедушную старческую фигурку в самом конце салона; на скрючившуюся в постоянном ужасе костлявую молодую женщину в камуфляже и нелепых осенних сапожках на каблуках, спрятанных под камуфляжной рыжиной; на двоих бойцов с короткими, похожими на электродрели пистолетами-пулеметами АЕК-919К «каштан» — грозным оружием спецподразделений, способным пробивать шестимиллиметровую сталь с пятидесяти метров… — смотрел и молчал.

Ему было очень неуютно.

Он помнил, как метался по базе МЧС в Барнауле с белым от ярости лицом. Из трех вертолетов, имеющихся в распоряжении МЧС, один стоял с разобранным двигателем, а про второй могли сказать только то, что взлететь он сможет… посадку же не гарантировал никто. К тому же не было летчиков. Когда привезли одного невыспавшегося пилота, выяснилось, что нет горючего: МЧС задолжал сколько-то денег местным керосинщикам. Вот тогда Заратустров и выхватил из подмышечной кобуры свой ПСС и наставил на полного, рыхлого начальника базы, майора МЧС — плосколицего алтайца.

Но не пришлось стрелять ни в потолок, ни, тем более, в начальника. Глаза-щелочки от ужаса закрылись совсем, а горючее тут же нашлось. И сейчас «Ми-26» плыл над алтайскими скалами, ныряя в распадки, полные тумана, как в чашку с молоком.

Все началось рутинно. Несмотря на неоднократные протесты Заратустрова, в алтайском УФСБ до сих пор не существовало структуры, подобной СТО Спецуправления «Й». Всеми «явлениями», объектами с паранормальным энергетическим полем занимался молодой подполковник, замначальника УФСБ. Именно он, начав обычную проверку по запросу Заратустрова в Москву, — этот запрос гулял по бюрократическим лабиринтам около недели! — выяснил, что ни одного из взятых на заметку шаманов и магов почему-то на месте нет. Вот тогда подполковник Чибис забил тревогу: заработали узлы спецсвязи; по алтайским дорогам, пыля, покатились «уазики» с оперуполномоченными; чертыхаясь, пошли к отдаленным заимкам егеря… И выяснилось страшное — все шаманы ушли.

Часть шаманов в последнем поколении скоропостижно умерла, практически в одну ночь — в своих постелях, квартирах и юртах. Думали, от старости или сердечного приступа. Но беглый осмотр трупов поверг в ужас даже бывалых спецов. При попытке вскрытия трупы рассыпались со звоном, как хрустальные бокалы, и было видно, что внутри они все буквально выжжены до пепла неведомым адским огнем. Остальная же часть так же неожиданно и необъяснимо ушла — ушла, прихватив с собой самое необходимое, вроде ножа, спичек и соли; ушла неизвестно куда; покинула поселки, разбросанные вдоль Катуни, и городские квартиры. Те, кто жил в своих домах, побросали скотину, и она, недоенная и некормленная, жалобно мычала в брошенных загонах. А самый главный шаман Угдо-Багэн, отсидевший в восьмидесятых пять лет за незаконную врачебную практику и проведение подпольных абортов, а теперь ставший председателем Алтайской национальной лиги профессиональных целителей и руководителем культурно-этнографического общества «Чикет-Аман», и вовсе улетел за границу. Когда ошалевший от страха Чибис рассылал телефонограммы, автомобиль Угдо-Багэна проехал Новосибирск, а когда обо всем доложили Заратустрову, шаман уже сходил с борта чартерного «Боинга» в египетской Хургаде… Было поздно, очень поздно.

Заратустров рванул к Бабушкину. Старика он поднял с постели, долго тряс за плечи, кричал, рассказывал. Престарелый бывший начальник особого отдела Севлага по шаманским течениям долго мычал и привычно блеял, а когда наконец до него дошел смысл сказанного, вдруг выпрямился в постели, сел, спустив мозолистые темные ноги на пол, и своими жеваными, белесыми губами вдруг совершенно отчетливо сказал: