Катажина Бонда - Девушка полночи

Дух задумался.

– Блин его матери! Я уже вижу рожу Валигуры, когда он узнает, что ему надо выделить сумму с шестью нулями на это CNV или как его там.

– Это по-прежнему была хорошая новость. – Джекил покачал головой. – Тут главная проблема, как ни странно, не в бабках.

– Так одолжи пару сотен, если бабки для тебя не проблема, – вставил капитан, растягивая губы в широкой улыбке.

– Дух, ты не понимаешь. – Джекил оставался серьезным. – Даже если ты найдешь этот миллион, мы не можем провести анализ. В Польше нет закона, разрешающего такие экспертизы. Это было бы нелегально.

Иза увидела эту женщину через стекло, когда муж с Михалом собирались уходить. Залусская разговаривала с врачом. Говорил в основном он. Женщина только время от времени задавала вопросы.

– Заснул, – объявил Еремей, указывая на спящего в коляске сына. – Мы пойдем. Тебе нужно еще что-нибудь?

Иза покачала головой. Последние несколько дней она чувствовала себя намного лучше. А с тех пор как под дверью ее палаты стоял настоящий почетный караул, спала как убитая.

– Вы придете завтра? Меня должны скоро выписать.

Муж едва заметно кивнул. Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Она почувствовала сильный запах одеколона.

– Мама жалуется?

– Не очень. Он положил вещи в коляску.

– Еремей… – Она протянула к нему руку.

Он подошел, дотронулся до ее пальцев.

– Все, что было раньше, – не важно. На самом деле.

– Я тоже так считаю, – согласился он.

– Попробуем еще раз?

– Посмотрим.

Вышли. Она проводила их взглядом. Еремей остановился возле полицейских, психолога и врача. Несколько минут разговаривал с ними. Широко улыбался, как обычно при общении с новыми, чужими людьми. Людям он нравился. Женщина задала ему несколько вопросов. Изе было очень интересно, какие именно, но разделяющее их стекло не давало возможности это узнать. Потом психолог попрощалась с врачом и ее мужем и вошла в палату. На этот раз у нее не было ни диктофона, ни сумки с ноутбуком, только небольшая кожаная папка, из которой она достала несколько листов. Залусская поздоровалась, спросила, как Иза себя чувствует, а потом положила бумаги на тумбочку возле кровати. Пациентка увидела логотип фирмы SEIF и побледнела.

– У меня только несколько вопросов, – медленно начала Залусская. – Сегодня я не буду записывать.

Иза слегка кивнула. Она очень внимательно слушала.

– То, о чем я хочу поговорить, не имеет отношения к происшествию. Вы должны очень хорошо помнить эти факты. Это старая память. Вы понимаете меня?

– Да.

– Как получилось, что вы попали на работу в «Иглу»?

– В «Иглу»?

– Ранее вы работали в транспортной компании. Координировали пересылку товаров в страны бывшего СССР.

– Только полтора года.

– Это вы расторгли договор. Вы знаете русский, были единственным человеком в фирме с такой квалификацией. Почему вы отказались от такого хорошего места ради музыкального клуба?

Иза задумалась.

– Работа ночью, скандалы с пьяными клиентами, зарплата не намного больше. А в клубе вы продержались много лет.

– Мне предложили эту работу, она показалась мне интересной. В логистике мне было очень скучно. Это не мое.

– Не ваше?

– В «Игле» я делала то же самое, но здесь было интереснее. Известные люди, музыка, культура.

– И Вишневский.

– Был моим боссом. Это понятно.

– Что вас связывало?

– Нас?

– Вас и Янека.

– Что вы имеете в виду? – Иза набрала воздуха, она дышала тяжело, со свистом. – Мы были коллегами. Я подчинялась ему.

Саша взяла стопку документов и просмотрела их.

– Пани Иза, я прошу быть со мной откровенной. Роман – это не преступление. Заявление о разводе вы забрали, я проверила. А если вы обманываете в таких делах, то как я могу верить вам в ключевых вопросах, важных для следствия?

– Значит, теперь я тоже под подозрением?

– Я этого не сказала.

– Я была влюблена в него, как и половина Польши, платонически. Когда-то давно, – наконец призналась Иза.

– А последнее время? Какие у вас были отношения?

– Его психологическое состояние было очень плохим. Пьянство, наркотики. Вы сами видели. Под конец я попросту нянчилась с ним.

– Муж знал о вас?

– Возможно, догадывался… Но это уже закрытая глава.

Саша молчала. Иза опять набрала воздуха, раздался свист.

Потом начала говорить:

– По большому счету, тогда, в Пасху, деньги были лишь поводом. Я знала, что он не в себе, и поехала, потому что…

– Боялись, что он сделает что-то с собой, – закончила Саша.

– Там могло быть оружие. После инцидента в «Игольнице» Буль хранил тот пистолет в сейфе, Игла знал об этом. Когда он позвонил и спросил, есть ли у меня ключи, я испугалась, что он поехал за пистолетом.

– Почему вы раньше ничего не говорили об оружии?

– Не знаю.

– А не хранили ли вы, случайно, у себя этот пистолет, для уверенности, чтобы Игла ничего с собой не сделал? И тогда, в Пасху, вы привезли его, потому что он этого потребовал?

– Нет, ни в коем случае! – возмутилась Иза. – Что вы себе позволяете?

– Успокойтесь, пожалуйста.

– Вы мне что-то инкриминируете.

– Прошу спокойно отвечать на вопросы. Я пока не веду запись этого разговора, но могу начать.

Иза сразу замолчала.

– Кто в вас стрелял? Последний раз спрашиваю. Это не была Люция Ланге, и мы обе это знаем.

После чего она вынула из стопки документов фотографии троих мужчин: Мартина Староня, Войтека Фришке и Эдварда Мазуркевича. Она указала на третий снимок:

– Это отец Моники и Пшемека, погибших много лет назад. Вы знаете его, так же как историю, описанную в песне. Это по вашему заказу Мазуркевич ездил в Беларусь и Украину. Это через него вы познакомились с Иглой и Булем, не так ли?

По обеим сторонам автострады тянулись плоские, как блин, поля. Эдвард Мазуркевич уже час как проголодался, но хотел проехать еще хотя бы двести километров. Он поднажал на газ. Перед Тересполем была стоянка, на которой он обычно ел и заправлялся. Хозяйка бара делала лучшие в мире вареники с грибами, даже его Эля не могла с ней в этом сравниться. Подумав о тонком, как бумага, тесте и бархатистом фарше из боровиков с зажаренным лучком, он шумно сглотнул.

– Эдик, на тридцать седьмом километре еще стоят? – прозвучал вопрос из рации.

– Было чисто, но я проехал мимо них минут десять назад, – ответил он.

– Счастливого пути.

Эдвард ехал, пытаясь расслышать новости по радио. Польские радиостанции уже начали трещать, без помех работали белорусские. Вдруг в зеркале заднего вида он заметил очень быстро едущую легковушку, которая обогнала его, громко сигналя. Он решил, что это новый «лексус» после тюнинга. Точно такие экземпляры были закреплены на подъемниках прицепа его фуры. Вскоре рация опять затрещала: