Катажина Бонда - Девушка полночи

– Привидение, анимированный дух! – растрогался Духновский. – Я мечтал о таком. Саша!

Он посмотрел вокруг, выбежал в коридор, но Залусской уже не было. Все по очереди включали игрушку, которая каждый раз издавала новые устрашающие звуки. Диодные лампочки изображали страшные глаза привидения.

– Вышла, – сказал кто-то сзади. – Около пяти минут назад.

– А мое желание? – опечалился Дух. – Она ведь проиграла спор.

Войцех Старонь стоял перед тюремными воротами. Замок открылся. Ксендз переступил порог. Он втянул носом весенний воздух. Птицы щебетали. Солнце грело так сильно, что ему пришлось расстегнуть куртку. Он покрепче ухватил небольшую дорожную сумку. По другую сторону дороги стояли три машины: черный лимузин курии, серебряный «лексус» и старая «Альфа-156», некогда темно-синяя, теперь – неопределенного цвета из-за грязи. Из лимузина вышел водитель и открыл заднюю дверь. Старонь заметил внутри мужчину в сутане. Возле «лексуса» стоял отец. На его ногах были слишком большие спортивные ботинки, не подходившие к прочей одежде. Они встретились взглядами, Войтек кивнул в приветственном жесте. Из третьей машины никто не вышел, но Старонь подошел именно к ней. Он положил сумку в багажник и подошел к отцу. Какое-то время они стояли молча. Наконец протянули друг другу руки.

– Прости, – сказал сын.

– За что?

– За все и навсегда. Не переживай за него, папа. Он справится. Я буду навещать его.

Славомир снял очки, вынул из кармана носовой платок и потер здоровый глаз.

– С Мартином всегда были проблемы.

Войтек поднял голову и неуверенно улыбнулся.

– Ты заметил?

Отец глубоко вдохнул, но ничего не сказал. Только слегка кивнул.

– Я думал, что только мама безошибочно нас различала.

– Когда-то было так, – признался Славомир. – Но я догадался. Однако не выдал вас.

– Знаю, папа.

– Когда мы увидимся?

Священник пожал плечами и указал на грязную «альфу»:

– Мне нужно ненадолго уехать.

Славомир улыбнулся, проводил сына взглядом, пока тот не занял пассажирское место. Он знал, что вскоре они поговорят обо всем этом. Он обрел их обоих.

Тем временем Войтек застегнул ремень безопасности.

– Готов? – Люция улыбнулась ему. Он кивнул. – Она не должна ничего знать. Это условие Вальдемара.

– Скажи ему, что я никогда не побеспокою их, – пообещал он. – Я хочу лишь увидеть ее. Это все-таки моя родня.

– Она такая же, как Моника. Я видела фотографии.

– Я так и думал.

– Но и на тебя она немного похожа.

– Желательно, чтобы не только физически, – пробормотал он. – Потому что тогда она была бы похожа и на Мартина. Мне всегда и всем приходилось делиться с ним. Мать говорила, что он даже в животе подворовывал у меня кровь.

– Это значит, что ты был для него примером. Он любил тебя как брат, но еще и как фанат. Радуйся. Когда мы впервые встретились в доме при костеле, я почувствовала: что-то не так. Мартин другой, поживее, этакий мачо.

– Спасибо, – вздохнул Войтек.

– Зато ты надежный. От тебя исходит сила. Думаю, тебе бы я никогда не отдала те ключи от «Иглы», но зато сразу затащила бы тебя в постель, – добавила она и покраснела. – Жаль, что ты священник.

Войтек внимательно посмотрел на нее, а потом протянул руку, как для приветствия:

– Войтек. Это мое настоящее имя. Начнем сначала.

– Люция. – Она пожала ему руку в ответ.

– Я пока не уверен в том, что стал священником по зову сердца.

Девушка улыбнулась:

– В случае чего у меня есть два билета в Марокко. Не желаешь ли устроить себе небольшой отпуск после того, как вернемся? Ты никому не говори, но немного слитков все-таки оставалось в старом приемнике Буля, я забрала их, чтоб добро не пропадало.

Он удивленно взглянул на нее.

– Шучу, – рассмеялась Люция.

Войтек не был в этом уверен. От нее можно было ожидать чего угодно.

– Я получила работу в порядочной фирме, – пояснила она уже серьезно. – И взяла аванс за миссию «Дюймовочка». Профайлер связала меня с нужными людьми. Они сказали, что при моих способностях у меня есть шанс сделать завидную карьеру. Так как насчет Марокко?

– А твоя тетя?

– Кто не рискует, тот не пьет шампанского. – Люция улыбнулась, ввела в навигатор «Теремиски» и медленно, очень осторожно тронула машину с места.

Две недели спустя

За окном светило солнце. Последние сосульки еще свисали с крыши, с них капала вода. Мадонну со стены снимали на весеннюю чистку. Она была вся в помете, белые подтеки закрывали черты ее гипсового лица. Во дворе-колодце раздался тихий стон соседки. Сегодня она начала намного раньше и была, судя по всему, в прекрасной форме. Эхо несло ее голос от окна к окну. Позже ни один из жителей не мог сказать, то ли ее стоны спровоцировали ошибку работника, то ли причина была в другом, например, во время демонтажа статуи кто-то слишком сильно натянул веревку и задел одну из сосулек. Сначала упала лампада. Она разбилась прямо возле ног Вальдемара Габрыся, который следил за процессом. Фитиль лампады не погас, несмотря на то что она разлетелась на мелкие осколки, а, наоборот, вспыхнул ярким пламенем. Вслед за ней прилетело ледяное копье, а потом рухнула и Мадонна. Несколько десятков килограммов цветного гипса пронеслись в сантиметре от головы Габрыся. Он стоял еще какое-то время, не в силах пошевелиться, и вглядывался в осколки Богоматери, наконец наклонился, поднял один из самых больших кусков, видимо фрагмент руки Мадонны, и сжал в ладони. Соседка, по своему обыкновению, старательно концертировала. Тем временем Габрысь, не боясь ошпариться расплавленным воском, схватил второй рукой осколок лампады и вместе с куском гипса вознес к небу, как оружие:

– За что Ты меня караешь, Господи?! Меня, Твоего самого верного слугу? – возопил он.

Но Господь не снизошел до ответа. Даже соседка на время притихла. Тогда Габрысъ швырнул оземь гипсовый палец Мадонны и вышел за ворота.

Саша с ухмылкой наблюдала за сценой из своего окна. В этот день она видела Габрыся в последний раз. Потом люди говорили, что в тот самый момент в его квартире умерла тетка, но врачи этого не подтвердили. Габрысь продал квартиру на Пулаского, за бесценок выкупил свою старую тесную однушку в офицерских домах и таскался по городу. Попивал. Его видели с разными дамами в слишком коротких юбках. Некоторые утверждали, что, только потеряв веру, он стал слепо следовать каким-то своим, только ему понятным принципам. Ему постоянно нужны были враги и конспирологические теории. Многие видели, как он приходит жечь лампады у замурованного клуба, бывшей «Иглы», несмотря на то что спустя несколько лет никто уже не помнил о тех событиях. Неподалеку от площади Свободы открылись новые клубы, рестораны и кафе. Прохожие не обращали внимания на заросшего мужчину с небольшой собакой, которую он водил без намордника. Он не брился. На спине носил матерчатый мешок со своим добром. С шеи его свисали медальоны с образками святых. Иногда кто-то жалел его и давал бутерброд или бросал в его бумажный стаканчик несколько монет. Он брал, хотя на счету у него лежала кругленькая сумма. Все соглашались лишь в одном. Габрысь никогда не протестовал против культа памяти покойного певца. Для него это было всего лишь доказательством того, что все мы смертны.