Катажина Бонда - Девушка полночи

Залусская как раз откладывала в макулатуру печатные материалы, касающиеся убийства Иглы, когда раздался звонок. Обычный, как из детства. Дзынь, дзынь, перерыв. Она оглянулась. Телефон был подключен, хотя она дала бы голову на отсечение, что выдернула его из розетки и отнесла в архив хозяина квартиры. Она подошла, подняла трубку. Соединение прервалось. Саша стояла у окна и вглядывалась в нишу, где уже не было гипсовой Мадонны. Она ждала в уверенности, что он позвонит прежде, чем она досчитает до десяти. Когда телефон снова зазвонил, она не сразу сняла трубку.

– Хорошая работа. – Она услышала в трубке странное эхо.

– Где ты?

– Открой, – прозвучал приказ.

Вскоре она услышала шаги в подъезде, а потом стук в дверь. Саша положила трубку. Она увидела в глазок некрупного мужчину за сорок, в роговых очках. На нем был тонкий пиджак из оранжевого твида, на шее – шерстяной шарф. Саша сразу узнала человека, который представился Булем и втянул ее в это дело. Она, не раздумывая, взялась за ручку двери. Он улыбнулся, вынул из папки серый конверт:

– Аванс ты получила, здесь остальное, – и развернулся, намереваясь уйти.

– Эй! – Она схватила его за пиджак, но сразу же отпустила.

Он отряхнул пиджак с такой гримасой, как будто ее прикосновение грозило проказой.

– Мне очень жаль, что все случилось именно так, – сказал он. – От нас тут почти ничего не зависело. Иногда нельзя обойтись без жертв, сама знаешь. Идеальные планы существуют только на бумаге.

Саша внимательно присмотрелась к нему и наконец решилась спросить:

– Это ты? Сейчас и тогда?

Он слегка кивнул.

– Приятно было познакомиться. – Он опять отвернулся, готовый уйти.

– Раз уж я тебя увидела… – шепнула она и на миг замолчала. – Ты рассекречен. Что это означает для меня?

– Свободу, – ответил он. – Конечно, ты должна хранить тайну. У нас новая Дюймовочка. Посмотрим, как себя покажет. Там у тебя документ, на случай если захочешь познакомить дочь с отцом. Считай это прощальным подарком от фирмы. Он настоящий. Никто и никогда больше не будет тебя беспокоить. Банк охотно примет тебя на работу. Но решение за тобой. Я уже сказал, что ты проявила себя на все сто. Больше мы не увидимся.

Саша не ответила. Только когда ее неожиданный гость ушел, она открыла конверт. В нем были деньги и стопка пожелтевших бумаг. Она сглотнула и почувствовала, как начинают дрожать руки. Оперативная запись, озаглавленная машинописным шрифтом «Красный Паук», а также протокол закрытия дела Лукаса Поляка и ее собственный рапорт об увольнении со службы. На нем имелась дата задержания и помещения этого человека в психиатрическую больницу, а также точный адрес с почтовым индексом. Она сразу же подбежала к телефону, но знакомый номер уже не соединял ее с офицером. Автоматическая запись информировала о том, что абонент находится вне зоны действия сети. Однако найти в Интернете номер телефона больницы не составило труда. Залусская попросила соединить ее с главврачом. Секретарь неохотно согласилась, так как спешила домой, было пятнадцать минут третьего.

– Здравствуйте, – произнесла Саша, когда услышала в трубке холодный баритон. – Находится ли в числе ваших пациентов Лукас Поляк?

– Кем вы приходитесь пациенту?

– Я хочу только знать, как у него дела. Меня зовут… – Она запнулась. – Милена Рудницкая. Но это вам вряд ли о чем-то говорит.

– Ах, это вы. – Голос стал мягче. – Мы уже давно пытались вас найти. В последнее время Лукас пребывает в неплохой форме. Опять начал рисовать. Возможно, вскоре мы дадим ему первый отпуск.

– Он выйдет на свободу?

– Здесь больница, а не тюрьма, – напомнил ей врач.

– Приговор уже был объявлен?

– Он не был приговорен, – ответил удивленный директор. – Он находился у нас почти с самого начала. Должен признать, что он делает заметные успехи. Чувствует себя прекрасно. Если вы захотите повидать его, то мы можем дать на это согласие. Я знаю, насколько вы важны для него. Можно сказать, что он живет лишь мыслью об этой встрече. Он очень много говорил об этом на терапии. Я знаю, что этот союз был неофициальным, но и времена изменились. Как близкий человек, вы имеете право приехать. Однако я бы не советовал на первую встречу привозить ребенка, хотя Лукас, конечно, очень рассчитывает на то, что увидит дочь.

Саша немедленно положила трубку. Она смотрела на стену плача и была не в состоянии выдавить из себя ни слезинки. В горле у нее словно застряла колючая проволока. Она замерла в ступоре. Остатки Мадонны уже были собраны. На асфальте сохранилось только небольшое красное пятно. Сверху парафин выглядел как запекшаяся кровь. Саша присела на корточки и вглядывалась в свои ногти. Перед глазами тотчас же появились вспышки пожара. Она хотела, чтобы они исчезли навсегда, она даже почти о них забыла. Кошмары прошли несколько лет тому назад. Саша надеялась, что навсегда. Старалась взять себя в руки, но была не в состоянии. Достаточно лишь не закрывать глаза, уговаривала она себя. Наконец почувствовала жжение, поскольку не могла больше противостоять физиологии. Она сползла по стене и свернулась в позу эмбриона. В такой позе она провела почти месяц в больнице, когда узнала, что ожоги не будут единственным напоминанием о связи с убийцей: в ее животе развивается его ребенок.

Саша не знала, сколько времени провела в этой позе, пока, наконец, не почувствовала на щеках влагу. Сначала всхлипывала молча, потом завыла, как зверь, и сжала руку в кулак. Она понимала, что это страх, бессилие и отчаяние одновременно. Может, еще несколько других эмоций. Она смогла бы правильно назвать их, ей достаточно долго приходилось во время лечения раскладывать на атомы то, что она чувствует. Но она по-прежнему не умела управлять этим. Она так долго бежала от этого, а оказалось, что это бег на месте. По колено в трясине. Ничего не изменилось. Силы пропали. Саша была не в состоянии подняться с пола. Если бы в доме была хоть какая-то выпивка, то она наверняка напилась бы сейчас. Вместо этого она изливала свою боль в слезах и еще долго лежала на полу в ожидании чуда, которое не произойдет. Чудес не бывает. Есть только то, на что человек может повлиять.

Саша раздумывала, куда бы сбежать, но не чувствовала в себе сил, чтобы, как прежде, немедленно сняться с места. Семь контейнеров. У ребенка должен быть дом. Собственно, какой смысл в бегстве? Куда бы они ни уехали, он их найдет, если выйдет. А он выйдет. Врач считает его излечившимся. Он даже не был осужден. Она в течение стольких лет обвиняла себя в его смерти, а он все это время был в психушке и даже не получил срок. Их разделяет шестьсот километров. Такое расстояние можно преодолеть за несколько часов. Он не погиб, не сидел в тюрьме. Не фигурирует в картотеках, абсолютно чист перед законом. Ее обманули, чтобы она не копалась в этом, не создавала дополнительных проблем. Почему именно сейчас они открылись? Зачем? И кто сказал ему о ребенке?