Виталий Полищук - Частная (честная) жизнь, или Что выросло, то… увы!

Можно было начинать…

– Друзья! – начал я. – У меня есть кое-что хорошее, что необходимо вам сказать, но есть и кое-что – не очень…

Поэтому давайте начнем с главного – печального. Давайте почтим минутой молчания память тех, кто ни награды ради, ни за звания, ни за хорошую пенсию, а просто выполняя свой долг перед страной, работал, не жалея жизни, и потеряв ее, навсегда упокоился здесь, в этой земле.

Прошу всех встать!

Встали все. Никто не выказывал показного участия, не заметил я и постных ханжеских лиц, когда минута молчания для человека – просто формальность, досадная отсрочка от главного.

Нет. Чувствуется, что собравшиеся вокруг столов действительно испытывали чувство печали и сожаления.

Вы спросите – сожаления о чем? О несправедливой стране, которая загнала в радиоактивные шахты людей?

Нет, конечно. Мы, оставшиеся в живых, сожалели о том, что рядом с нами по жизни сейчас не идут наши друзья, а лежат под могильной землей.

Это была обычная чисто человеческая печаль живых о безвременно ушедших. И если кто-то в эту минуту думает о чем-то ином – он просто притворяется опечаленным и сожалеющим.

Может быть, я ошибаюсь. Но вот думаю именно так, убежден в том, о чем думаю. Уж простите!

– Прошу сесть, – сказал я. – Пожалуйста, положите себе на тарелки все, что нам приготовили, и наполните стаканы те, у кого они пусты.

Я выждал с полминуты, и продолжал:

– Я теперь – выпьем за них! Пусть земля им будет пухом, а мы всегда будем их помнить.

Все вновь, двигая стульями, встали, молча, не чокаясь, выпили и сели, стали закусывать. Я сделал знак официантам, они дружной шеренгой вновь разобрались по-над столами и снова наполнили стаканы.

Я вновь встал, держа в руке стакан с водкой. Так уж получилось, что последние годы в основном мы с Павлом занимались организацией наших ежегодных встреч, поэтому обычно и за поминальным столом руководил я.

– Среди нас за этим столом нет Пети Бурмистрова, Виталика Звягинцева, Костомарова Ильи… – я перечислял тех наших ветеранов, кто находился либо в больнице (на сегодняшний день их было двенадцать), либо лежал в постели дома (таких было трое). – И хотя они сейчас мысленно с нами и по-своему тоже поминают погибших, давайте на этот раз соединим стаканы и пожелаем, чтобы наши ребята выздоровели. Пусть им повезет! Как нам повезло!

Мы, пятерка выживших и вдобавок обретших в результате всех облучений новые физиологические человеческие качества, встали первыми, подавая пример – пьем и на этот раз стоя!

Все поднялись, теперь уже никто не молчал, каждый старался сказать что-то приятное. Раздавались реплики: «Пусть ребятам повезет!», «Нет, ну бывают ведь случаи!..», «Пусть выздоровеют!» и другие подобные.

На этот раз закусывали дольше.

Потом я вновь встал, и держа в руке наполненный стакан, коротко рассказал всем, кто еще не знал, о событиях, имевших место недавно на кладбище.

Я смягчил все, что мог. Не вдавался в степень разрушения могил, не упомянул о работе милицейских экспертов, которые с трупоискателями в руках две недели работали с рассвета до заката, чтобы не дай бог, не пропустить ни одного захоронения и обеспечить истинное восстановление каждой могилы, а не мнимое.

Я просто сказал, что несколько молодых людей, в нетрезвом виде угнали трактора и проехались по нашим могилам. Сейчас они арестованы и вот за столом сидит начальник местной милиции, все желающие могут узнать о хулиганах все, что хотят.

Чтобы направление мыслей родственников не пошло туда, куда не следует, я далее сказал, что благодаря помощи нескольких состоятельных людей мы смогли, как все присутствующие, кто побывал на кладбище, могли увидеть, значительно улучшить место упокоения наших товарищей – асфальтировать дорожки кладбища, высадить деревья, обнести место захоронений бетонной оградой, чтобы в будущем ничего подобного происшедшему этой весной не повторилось.

– Здесь присутствуют, – продолжал я, – те, кто помог нам. И помог очень серьезно. Что позволит в течение месяца оказать значительную материальную помощь всем нуждающимся.

Петр Игнатьевич, Иван Степанович, Андрей Андреич, прошу вас!

Все трое встали, стали раскланиваться, я предложил выпить за их здоровье, все выпили…

После этого я сел. В принципе, моя задача была исчерпана.

Встав с места, слово взял мэр Славограда, потом – еще кто-то.

Главное было в том, что я смог увести мысли родственников и близких от факта вандализма – все просто-напросто на время забыли о нем.

Ну, а после, если и узнают подробности… Ну, в общем это будет после – разборки пойдут, как говорится, «в частном порядке». А сегодня их допустить было нельзя.

Поминальный обед в этом случае мог превратиться в бедлам.

Потом все внимательно слушали последнего директора Славоградского химкомбината (именно при нем комбинат был закрыт).

– Я понимаю, всем тем, кто потерял близких, да и самим ветеранам, оставшимся в живых, не слова утешения нужны. Кое-кто наверняка ждет слов покаяния. У нас ведь так любят последние десятилетия добиваться от всех покаяния.

Мы перед началом с коллегами – нас здесь семеро – бывших директоров комбинатов системы Минсредмаша… так вот, мы поговорили между собой, и я как бы от всех хочу сказать.

Не в чем нам каяться. Было время такое, была такая о б ыд е н н о с т ь. В чем нам каяться? И мы ведь, пусть в незначительной степени, но облучались, как все, кто работал на наших предприятиях.

Можете себе представить, что на встречах ветеранов войны командиры все как один, обязательно каяться – простите, не сберег я погибших…

Только как сберечь было их, во время войны-то? Во время боев, когда, извините, стреляют люди друг в друга, пули летают и увы, попадают иногда.

В тех же людей… – Он говорил медленно, слова его словно тяжелыми гирями падали вниз. И это придавало весомость тому, что сейчас слышали люди, и этому седому худому старику верили, верили…

– Наша работа была той же войной… – продолжал бывший директор. – Вот рядом сидят представители Минобороны, для них мы работали.

Он помолчал.

– Уважаемые родные и близкие погибших, если вы примете наше сочувствие – а мы сожалеем от всей души, поверьте – примите его.

А ребятам, что здесь лежат – что ж, вечная память…

Он залпом выпил, сел на место и полез в карман за платком.

Некоторое время за столом царила тишина, потом постепенно стал нарастать шумок… Выпили уже изрядно, так что начались и воспоминания, и просто разговоры. Кое-кто встал, отошел от столов и закурил.

Когда через некоторое время на столах поменяли посуду, появились новые блюда и все вновь расселись по местам, слово взял Андрей Андреевич.