Наталия Небылицкая - Рассказы, повести, сценарии и другое

– Ну, Гомер, полегче нынче? То-то, друг ситный, а как на дыбки-то вставал, а кто меня укусил? Стыдно теперь?! И не фырчи, пожалуйста, никто тебя не боится. Олюшка, – обращается старик к Ольге, – поговори с ним, сахарку дай, сейчас мне швы снимать надо.

Ольга достаёт из кармана кусок сахара, протягивает Гомеру, другой рукой с опаской гладит коня по морде. Доктор исподтишка смотрит, готовый в любой момент придти на помощь, но конь спокоен. А Ольга совсем близко приблизилась и тихо, еле слышно заговаривает:

– Не вздрагивай, не трясись ты, доктор больно не сделает, – сама того не замечая, она всё ближе и ближе к коню, и вдруг целует его в щипец, приговаривает, – детка моя, деточка моя!

Конь осторожно кладёт голову Ольге на плечо, жарко дышит, прядёт ушами. Ольга уже не шепчет, бормочет что-то бессвязное, даже воет, словно плакальщица на похоронах. Док внимателен, но не делает ни одного движения в её сторону.

Неподалёку в пустом деннике, чуть приоткрыв загородку, наблюдают эту безумную сцену Бенó и Ким.

Ольга обнимает коня за шею, даже раскачивается из сторону в сторону, бормотание стихает, вдруг очень громко кричит:

– Господи! Если ты есть, объясни мне!

Конь неподвижен, и, кажется, да, всего лишь кажется, что медленная, тяжёлая слеза стекает из его глаза. Ну, конечно, конечно же, это игра света.

19. Интерьер. Цех сборки мебели.

Игорь Нездольев и Сидоров разговаривают с несколькими рабочими.

Первый рабочий: Никого здесь не было. Только мы.

Второй: Чё говоришь-то? А на той неделе рыскал один, вынюхивал.

Третий: Дак пожарный.

Первый: И взаправду! Я и забыл. Их разе упомнишь, пчёлок-то ентих?! Что ни неделя, дань собирают.

Третий: Хватит трундеть! Хуже баб на завалинке. Ты ему взятку давал? Нет. И молчи.

Сидоров, неожиданно озлившись, рявкает:

– Почему не доложили? Сто раз говорено…

– Успокойся, Сидорович, не приставай к ребятам. И пошли в лакокрасочный, – вступился за рабочих Игорь.

20. Интерьер. Лакокрасочный цех.

Рабочие в масках, словно марсианские пришельцы, движения их неспешны, даже ритмичны. Возле двух муфельных печей, где обжигают стекло, придавая им необходимую для горок и телевизионных столиков форму, веера огня падают на асбестовый пол, усыпанный песком. К Сидорову и Нездольеву быстро подбежал мастер:

– Начальству привет! Пошто по ночам, аки тать, бродите? – мастер – любитель поговорок и прибауток – окал картинно, двигаясь, пританцовывая пластично.

– Нарушаем, мастер, трудовое законодательство? Третьи сутки вкалываешь?

– Трудолюбец будь, добро наживёшь!

– Хватит ерничать-то! – злится Сидоров. – Отвечай по-человечески! Перед хозяином хвост не распускай, зарплату не повысит.

– Да ладно тебе, Иван Сидорович, – сразу перестав окать, произносит мастер, – сам знаешь, партия должна быть готова ещё вчера, не справляются ребята, а со стороны сам запретил брать, квалификации-то нет!

– Значит, говоришь, посторонних здесь не видел.

– Отчего же? Вчера приходил. Но, вроде не совсем посторонний.

– То есть?

– Пожарник.

– В каске?

– Шутишь? Нормально одет, цивильно. В нос удостоверение сунул, по цеху прошёлся и дальше погрёб. Обещал, отчёт составит, утром придёт, ознакомит, что б без обид.

– Вот тебе мой приказ: как придёт, немедленно мне сообщи.

– Слушаюсь, мой генерал.

– Шут гороховый!

21. Интерьер. Фабрика. Утро.

Кабинет директора. Игорь, стоя возле окна, пьёт из большой кружки чай. Сидоров говорит по телефону:

– Анна Ильинична, начальника охраны ко мне. И побыстрее, – вешает трубку, – Ох, не нравится мне всё это, Игорь.

Нездольев не успевает ответить, входит подтянутый, явно из бывших офицеров, начальник охраны.

– Звали, Иван Сидорович?

– Кто вчера пропустил пожарника на территорию?

– Выясню. У меня отгул был, не в курсе. Можно позвоню с вашего телефона?

– Давай.

Стук в дверь, осторожно «просачивается» секретарша – седовласая дама.

– К вам рабочий из цеха сборки. Можно ему войти?

– Обязательно.

Входит Первый рабочий.

– Я, это, который пожарник вчера, ну, возле проходной видел, у меня смена-то кончилась, ну, вот я домой и пошёл, а он топчется возле.

– Сейчас?

– Ну!

– Спасибо. Иди, отдыхай, – Сидоров, обращается к начальнику охраны, – задержать немедленно и ко мне в кабинет!

– Кто там у проходной, – не повышая голоса, произносит начальник в трубку, – задержать и к директору!

22. Интерьер. Дом Доктора. Утро.

В доме Ольга. Она сидит за компьютером. Пальцы, явно приученные к клавиатуре быстро «летают» по буквам и знакам. Увлечена, не слышит, как входит Доктор, походка у него лёгкая, мягкая. Доктор достаёт с полки нужную ему книгу, листает, потом мельком бросает взгляд на монитор.

– Ого!

Ольга вздрагивает, оборачивается.

– Чем это ты занимаешься, девонька?

– Не сердитесь, Док.

– Объясни быстренько.

– Можно потом? Вот доделаю, тогда и расскажу.

– Ладно. Кстати, – уже у порога бросает, – Ким Кимыч ждёт тебя.

– Зачем?

– На первый урок.

– Какой урок?

– Обучения езды на лошади.

– Не хочу.

– Ты на коньках умеешь?

– Нет.

– А машину водишь?

– Нет.

– Недотёпа, однако.

– Какая есть. И при чём здесь коньки?

– А просто нужно хоть что-то уметь. Мало ли, как жизнь повернётся, – загадочно произносит, – собирайся, не забудь лосины надеть и сапожки для езды. Я тебе приготовил, стоят в твоей комнате.

23. Натура. Беговой круг возле конюшен.

Бенó помогает Ольге взобраться на лошадь. Рядом крутятся Мальчики, собаки словно опекают Ольгу. Ким Кимыч постукивает стеком по голенищу своего сапога. Бенó подставляет Ольге сложенные лодочкой ладони:

– Давай, становись, хватайся руками за луку, да не за гриву, шайтан тебя раздери!

– Перестань ругаться!

– Молчи, женщина, делай, что приказываю! Опа! Молодец. Повод-то возьми! Да не дёргай, коню губы порвёшь! Пошла, пошла!

– Выпрямись! – приказывает Ким. – Подбородок вверх, откинь голову чуть-чуть. Не горбись, сидишь, как мешок с картошкой. Тяни подбородок! Представь, что входишь в тронный зал! Не зарывайся носом в холку коня, выше подбородок! Как ходит принцесса? Плавно, горделиво! Слейся с конём, ты и он – одно целое. Пошла, пошла! – Ким стеком ударяет Ольгу по спине, конь останавливается, как вкопанный. – Опять ныряешь? Сожми колени, шенкелями чуть ударь, давай, давай, не трусь!

Ольга злится, губы сжаты, лицо напряжённое, бледное. С силой бьёт шпорами, конь взвивается и мчится, взбрыкивает задними ногами, потом становится на дыбы, Ольга съезжает по крупу к хвосту, но удерживается. Бенó догоняет всадницу, хватает коня под уздцы, останавливает коня.

– Молодец, женщина! Только не злобничай, лошади ещё злее, твою ярость подавят, будь спокойна. Свалят, покалечишься.