Наталия Небылицкая - Рассказы, повести, сценарии и другое

– Не кричи так, Серёжа, иди сюда, объясни толком, что случилось, – зовёт мужа Любаша.

Сергей входит в кухню, красный, взлохмаченный, говорит, совершенно не обращая внимания на Ксению:

– Я ему что, благотворительная организация? Деньги переведены, а он мне не удосужился не только товар доставить, но даже ведомость по факсу не переслал! Придётся лететь в Польшу, а потом во Францию. Всё должен сам, чем Букашкин занимается?!

– Это ты у меня спрашиваешь? Может, лучше с ним поговорить?

– А не могу!

– Почему?

– Опять лёг на дно, паразит! Ни в офисе, ни дома. Растворился.

– Знаешь, может, Егор выдохся. И не удивительно, жить в таком аду – сам рехнёшься.

– Плевал я на его домашние проблемы! У нас чётко распределены обязанности – на нём переправка духов, на мне продажа в России.

– Подумай, его предложение нам очень выгодно. Ты последнее время с ним маешься – то поставки срывает, то исчезает невесть куда. Давай выкупим его пакет акций, а?

Звягинцевых совершенно не смущает присутствие Ксении. Ксюша же уже снимает фартук, собираясь уходить.

– Как с кредитом? – спрашивает у мужа Любаша.

– Всё в порядке.

– А проценты?

– Ноль.

– Значит, большой «откат»?

– Да.

– Так выкупай поскорее, пока Егор их не продал кому-то стороннему!

– Женщина, подумай! Представляешь, как вся эта свора на меня накинется? Сто процентов акций? И тут как тут – антимонопольный комитет, потом аудит за аудитом. Налоговые органы бульдогами вцепятся. Комиссиями замордуют. Они как рассуждают?! Если он такой богатый, что владеет ста процентами, так мы его ощиплем, как курицу! Конца края не будет! Всю прибыль сожрут взятки, а потом кто-нибудь из этого чиновничьей своры специально обанкротит. Нет. Нужен свой человек.

Ксения уже в прихожей, снимает тапочки, натягивает сапоги. Звягинцевы выходят в прихожую, переглядываются – они понимают друг друга с полувзгляда.

– Вы можете на минуту задержаться? – спрашивает Любаша у Ксении.

– Да.

– Пройдёмте в гостиную.

Натура.

Подмосковный посёлок. Бывший совхоз «Путь к социализму». Парники с выбитыми стёклами. Заросшие бурьяном опытные делянки.

Интерьер.

Здание совхозной маслобойни, в котором давным-давно всё разворовано и загажено. Среди этого запустенья прямо на полу стоят большие прозрачные колбы. Две худые девахи с иссохшими, какими-то «потусторонними» лицами зачерпывают из колб узкими половниками с длинными черенками жидкость и через маленькие воронки разливают её по бутылочкам из-под духов. На полках, что тянутся вдоль стены маслобойни, стоят коробочки, на них надписи на французском языке: «Пуассон», «Суар де Пари», «Мицуко».

Ворота маслобойни распахиваются, задом въезжает «Газель», по бокам которой большая надпись фирмы «Полёт фантазии». Шофёр выходит из машины, раскрывает двери, кричит женщинам:

– Бабоньки! Товар принимайте, готовый загружайте!

– Примем и загрузим, если ты нам еды и курева привёз, – отвечает одна из женщин, говорит она с сильным акцентом.

– Как обещано! – шофёр достаёт из кабины сумки с едой.

Женщины выгружают из «газели» картонные пакеты, в которых внавалку лежат бутылочки из-под духов. Потом они аккуратно заносят в кузов уже готовую к отправке продукцию: розовые, клетчатые, голубые коробочки, уже запечатанные в прозрачный целлофан. Теперь отличить их от настоящих духов совершенно невозможно.

– Шеф просил передать вам зарплату. За вычетом разбитой тары. Распишитесь.

Недовольно ворча, женщины расписываются в ведомости и только потом пересчитывают деньги.

– Да здесь и половины обещанных не хватает! – возмущается одна из девушек.

– Где наши паспорта? – спрашивает другая.

– Без понятия. Все вопросы к шефу. Я кто? Я делаю, чего приказано. Всё. Буду завтра.

– Скажи шефу, работать не будем, если не вернёт паспорта.

– Сами говорите. Мне до лампочки, не мои проблемы.

Шофёр забирается в кабину и даёт по газам. Женщины о чём-то очень громко спорят, но понять их нельзя, так как говорят они по-молдавски.

25. Натура.

Звягинцевы едут в своей машине – серебристом «Ауди», за рулём Любаша. Сумерки. Автомобильная пробка, продвигаются Звягинцевы еле-еле, рывками.

– Зря мы без охраны, страшно, – раздражённо бросает Любаша.

– Захотят ограбить – и никакая охрана не поможет. А так – свидетелей меньше. Перестань нервничать.

– Ненавижу пробки.

– Кто ж их любит?! Давай в правый ряд, уже подъезжаем.

Любаша с трудом перестраивается, останавливается у кромки тротуара.

– Жди. Двери запри. Меня не будет не менее сорока минут.

– Ладно, ладно. Я пока посмотрю новости. – Любаша включает телевизор, вмонтированный в панель.

Интерьер.

Сергей входит в помещение банка. Затёртый ковёр, пара кожаных кресел. У стойки, где сидит охранник, Сергея ждёт неприметный мужчина в чёрном костюме.

– Я жду вас уже полчаса, – ворчит мужчина.

– Пробки, да ещё гололёд. Насилу доехали.

– Пошли.

Они проходят по коридору, спускаются по боковой лестнице вниз. Операционный зал.

Любаша в машине смотрит телевизор. На экране – Израиль, последствия террористического акта: несколько машин скорой помощи, носилки с ранеными, плачущие люди, полицейские и врачи помогают раненым…

Интерьер.

Квартира Ксюши и Рахили. Работает телевизор. На экране Израиль, последствия террористического акта. Закадровый комментарий журналиста: «Взрыв произошёл на автобусной станции. Несколько десятков человек ранено, шестеро убито…»

На носилках маленький мальчик. Крупно его лицо.

– Выключи, выключи, я не могу больше! – Ксения встаёт с кресла, делает шаг к столу, на котором лежит пульт. Рахиль прикрывает его рукой.

– Ах, видеть не можешь?! А мы вот так живём! Каждый день, каждую минуту! Не война, а планомерное уничтожение всего и вся. Сотни искалеченных и убитых. Эти шалавы уверены, что люди заболеют саркомой души – боязнь лечь спать в своём доме, выйти на улицу, сесть в автобус, страх жизни. И неважно, где это происходит – в Иерусалиме, Каспийске, Москве или в Америке.

– Угомонись. Ты же не на трибуне!

Но Рахиль продолжает:

– Не отсидишься, не залезешь в щель, как таракан.

– Будет тебе кликушествовать. Ты ещё о конце света заговори.

– Мне нужны деньги, – без перехода, какой-либо паузы и очень резко вдруг произносит Рахиль.

– Сейчас принесу, – Ксения выходит в другую комнату, открывает ящик письменного стола, берёт потёртую, ветхую косметичку, достаёт из неё три бумажки по сто долларов и тощенькую пачечку пятисотрублёвых купюр. Возвращается к Рахили.

– Вот.

– Что это ты мне суёшь?

– Ну, ты ж сказала, нужны деньги.

– Ха!

– Что означает твоё «ха», хотела бы я знать?!