Наталия Небылицкая - Рассказы, повести, сценарии и другое

Стоя на пороге, Ваня спрашивает:

– Готовы? Я не буду заходить.

– Пошли, пошли, – наперебой кричат дети.

Не дожидаясь лифта, весь «выводок» мчится вниз. За ним неспешно, солидно спускаются Йоська и отец Иоанн. Ксения и Рахиль выглядывают на улицу, чуть приоткрыв окно.

33. Натура.

Двор дома. Из подъезда появляются дети. Кудельки пейс развеваются на ветру. Увидев снег, дети в восторге застывают. На площадке, где установлены качели, три парня в кожанках, курят. Увидев, как из подъезда выходят Иоанн и Йоська, один из парней говорит:

– Вот тот.

– Поп? Один вас двоих уложил?

– Угу.

– Ну, мы ему сейчас справим службу!

Парни не спеша приближаются к Ване, но тот их не видит, отвернулся, чтобы помахать Рахили и Ксении, стоящим у окна. Три парня одновременно набрасываются на Ваню, сбивают с ног, ботинками на толстых подошвах они стараются попасть в голову.

Все мамаши с детьми и бабульки с колясками разбегаются. Ивана бьют с остервенением и молча. Зять Рахили на мгновение застывает, потом что-то шепчет детям, мальчишки скрываются в подъезде. Тощий, невысокий Йоська пытается вклиниться в драку, парни отбрасывают его словно соломинку, он падает, поднимается, вновь бросается в драку.

Эти нелепые наскоки несколько отвлекают парней, отцу Иоанну удаётся подняться. Ряса его вся в грязи, кое-где порвана, нагрудный крест валяется на земле. Из подъезда выскакивают Рахиль и Ксения. Всё, или почти всё, как в первой драке. В руках у Ксюши тот же ремень с тяжёлой медной бляхой, Рахиль похожа на обезумевшую ведьму. Один из хулиганов хватает Йоську за пейс и выдёргивает его, правая щека раввина залита кровью. Однако он словно и не чувствует ничего, падает, поднимается, вклинивается между парнями и Ваней.

34. Интерьер.

Квартира. Мара и дети. Мара тщетно пытается дозвониться по телефону.

– Сидеть, из квартиры не выходить ни под каким видом, – бросает она детям. (Закадровый перевод).

Дети молча кивают. Мара выбегает на улицу.

35. Натура.

Улица. Здесь диспозиция полностью изменилась. На земле лежат два парня, третьему Рахиль и Ксюша стягивают руки ремнём. Йоська всхлипывает. Но это не слёзы, а клокочущая, шумная ярость. Хулиган сквозь зубы произносит:

– Жид пархатый, убью! А ты, педик, продался жидам!

– Что он сказал? – не понимает раввин.

Рахиль переводит. Йоська наклоняется над парнем и плюёт ему прямо в лицо.

– Фашист, – хрипло бросает отец Иоанн.

– Милиция, милиция! – истошно вопит Мара. – Где милиция?!

– Не голоси, – довольно грубо обрывает её Рахиль.

И в этот момент появляется милиция.

36. Интерьер.

Отделение милиции. Усталый, с серым лицом и красными от недосыпа, воспалёнными глазами милиционер в штатском заполняет протокол. Хулиганы, отец Иоанн и раввин в наручниках.

Милиционер пишет, вполголоса повторяя:

– И оторвал пейс, – поднимает голову, сморит на Рахиль. – Это что за зверь такой?

– Кудри вместо бакенбард, – Рахиль смеётся заливисто, – как у Пушкина, только локонами.

– А кто из вас Пушкин?

В тесной комнате, где милиционер проводит дознание, раздаётся дружный смех: Ксения и Рахиль, отец Иоанн и Мара. Молчат только парни в чёрных куртках и Йоська. Первые трясутся от ненависти и униженности своего положения, последний просто ничего не понимает, так как ни слова не знает по-русски.

– Тьфу ты, чтоб вас! Совсем мне голову закрутили! Сейчас всех в обезьянник отправлю, сразу не до шуток станет!

– Ну, что мне делать?! Не умею плакать, только смеяться! – произносит Рахиль, достав из кармана своей необъятной юбки платок, вытирает глаза. – Пиши, касатик, не отвлекайся.

Йоська вдруг вскакивает, наклоняется над столом, говорит быстро, глотая буквы.

– Сядь на место! – милиционер ошарашен. – Что это он забулькал, как суп на плите?

– Очень образно! – раздражается Мара. – Муж говорит, что только читал про русский фашизм, никогда не думал, что столкнётся с ним.

– Я те покажу русский фашизм! Я тя на нарах сгною! – вдруг взвивается милиционер. – Понаехали тут, учить нас уму-разуму…

– Тихо, тихо, – произносит Ваня, – вас как величать? По имени и отчеству?

– Иосиф Иванович меня величать.

– Ха! – опять взрывается смехом Рахиль. – Ты Иосиф, а моего зятя Йоськой мы величаем. Значит, тезки. И вообще, тебе при язве нервничать никак нельзя.

– Откуда про язву знаешь?

– Моя мама всё и про всех знает, так что давайте, закругляйтесь с протоколом, мне домой пора, дети одни.

– Какие ещё дети?

– Шестеро байстрюков, – за Мару отвечает Рахиль.

– А вы, гражданочка, – обращается к Ксюше Иосиф Иванович, – что можете сообщить по поводу драки?

– Сейчас я вам всё расскажу. Мы собирались отправить детей на Красную площадь, одели их, пришлось купить тёплую одежду…

– Короче.

– Они не привыкли к таким холодам, так вот, одели…

– Короче!

– Я и говорю: они не привыкли к таким холодам, купили им дублёнки, шапки…

– Всё! Понятно, замолчите!

– Купили им дублёнки, шапки…

Милиционер в сердцах бросает на стол ручку, она ломается.

– Вы издеваетесь надо мной?

– Да, – спокойно отвечает Ксюша.

– Но за что? – вопрос звучит почти по-детски.

– За сочувствие к таким вот чёрнокурточным бритоголовым, за «понаехали тут всякие», за то, что ненавидите «чёрножопых, узкоглазых, горбоносых, пейсатых».

– Ксюша, ты несправедлива, – произносит Иван.

– Пусть. Надоело. И стыдно.

– Вы мне тут политические митинги не разводите. Отвечайте по существу вопроса. Была драка, есть потерпевшие, есть виновные. Больше меня ничего не интересует. Вот вам, гражданочка, лист бумаги, ручки нет, последняя сломалась. Пишите объяснение. Всё, разговор пока окончен.

Иосиф Иванович выглядывает в коридор, кричит: «Касьянов!» В кабинет входит милиционер с автоматом – рыжие вихры, крепко стиснутый рот, из породы жестоких молчунов.

– Касьянов, сними наручники с попа и с «этого», а молодчиков отправь в первую, – кивает на бритоголовых, – потом вернёшься, соберёшь объяснения с потерпевших, а я в столовую.

– Правильно, – говорит Рахиль, – язву кормить надо, иначе загрызёт.

– О, господи! На одно слово у них десять! – выходя, вздыхает Иосиф.

37. Интерьер.

Касьянов запирает дверь «клетки», хулиганы злобно смотрят на рыжего, который бросает им:

– Ну что, бакланы, вмазались? Уж я позабочусь такой душняк вам спроворить! «Пупок» мамой родной покажется! (Закадровый перевод): «Ну что, хулиганьё, попались с поличным? Уж я позабочусь такие невыносимые условия вам создать, вертухай и тот мамой родной покажется!»).

Бритоголовые злобно смотрят, но молчат. Касьянов, криво усмехаясь, уходит, возвращается в комнату, где пишут объяснения потерпевшие.