Т. Паркер - Лето страха

В воздухе пахло океаном, выхлопными газами и дурманящим ароматом паслена — одного из нескольких сладковатых и ядовитых красавцев, растущих на нашем побережье.

Всю дорогу до мыса Дана мы проехали молча. Я беспрестанно сжимал и разжимал пальцы, держащие руль подчиняясь попеременно сменявшим друг друга позывам — страха и надежды, которые я не только не контролировал, но и осознавал-то с немалым трудом. У меня было такое ощущение, будто мое хаотично вращающееся тело летит в бездну, стремится к столкновению с ней, а столкновение это сулит одновременно неминуемую смерть и разгадку всего происходящего. Время от времени я все же поглядывал на Эмбер.

Она плакала беззвучно, и этот ее талант всегда поражал меня. Единственное, что выдавало ее состояние, так это слезы на щеках и редкие, почти незаметные вздохи, когда она переводила дыхание.

Наконец она заговорила — голосом на тугой, высокой ноте, словно натянутой поверх произносимых слов.

— Я... о Боже!.. — Она достала из сумки сигарету и зажигалку, склонилась вперед, чтобы защититься от ветра. За волной ее белокурых волос я увидел слабое свечение, и тут же появилось облачко дыма. Она снова выпрямилась и впервые с тех пор, как мы сели в машину, посмотрела мне прямо в глаза.

— Домой я планировала вернуться четвертого — часа в два или в три. У Рубена в Малибу была назначена утренняя съемка. Рекламировали какое-то средство от загара, и ему хотелось, чтобы на заднем плане маячили праздничные толпы отдыхающих. Сначала я согласилась. За работу в выходные дни мне платили двойную ставку, так что за одно утро я могла получить около двадцати тысяч.

Я прибыла накануне и остановилась в отеле в Беверли-Хиллз. На следующий день надо было ехать в Малибу, и тут я внезапно передумала. Погода стояла чудесная, а для работы — все-таки довольно жаркая, поэтому я позвонила Рубену, немного поругалась с ним и отправилась вдоль побережья в Санта-Барбару. Я постаралась убедить Рубена в том, что на съемку все же приеду, но он всегда верит лишь в то, во что хочет верить, и для него не имеет значения то, что ему сказали. На пляже в Санта-Барбаре я сняла комнату, в которой и провела почти весь день четвертого июля. Ну, там был один мужчина, друг короче, которого я только-только начинаю узнавать. Не спрашивай его имени, потому что все равно не скажу.

— Под комнатой на пляже подразумевается его жилье, — встрял я. — Было уже слишком поздно, чтобы четвертого июля искать в Санта-Барбаре отель.

— Да. В общем, в тот же вечер, где-то часов в одиннадцать, я оттуда выехала и к двум вернулась домой. Зашла в дом, но Элис к тому времени уже была мертва. О Боже, Рассел, — Элис! О Боже!

И тут Эмбер окончательно сломалась — уткнулась лицом в ладони, и тут же по ее пальцам заструились слезы. В окно сочился дым от ее сигареты.

— Эмбер, о чем, черт побери, ты вообще говоришь? — спросил я.

— Ты помнишь Элис, так ведь?

— С какой стати я должен помнить Элис? Я никогда не встречался с Элис. За те два года, что мы прожили вместе, ты лишь дважды упомянула о ней. Ты сказала, что она единственная в мире женщина — красивее тебя.

Она снова посмотрела на меня — лицо бледное, по стеклам очков мечутся огни.

— Неужели я так сказала?

— Именно так.

— Боже, ну что я за мерзкая тварь! Она ведь была моей старшей сестрой, Расс! Моей единственной старшей сестрой.

Я молча ждал, пока Эмбер смотрела в окно. Она сняла очки, кулаком вытерла глаза, подавила рыдания и глубоко, протяжно, взволнованно вздохнула.

— Я знаю, Расс, ты был у меня. Мартин сказал мне. А сейчас сердишься. Это потому, что тебе пришлось оплакивать меня?

За те два года, что я прожил с Эмбер, ее попытки раскрыть причины моего гнева, как правило, не приводили ни к чему, лишь увеличивали мой гнев. Ее словно притягивали к себе мои яростные выходки, подобно тому, как громоотвод притягивает молнию. Впрочем, не так уж много времени понадобилось мне, чтобы понять: она просто наслаждается подобными сценами и буквально жаждет довести меня до точки кипения. Я понял, мой гнев — выставленный напоказ и необузданный — был для нее чем-то вроде награды: он являлся подтверждением ее власти надо мной. И лишь много позже, когда я уже познакомился с Изабеллой, я понял, что вся эта моя ярость чаше всего оказывалась лишь безответным воплем моего истосковавшегося по любви сердца.

Изабелла разряжала меня, не допуская взрыва, действуя в четко очерченных рамках и обращаясь со мной с такой осторожностью, с какой бригада саперов обращается со смертоносной бомбой-самоделкой. Я не стал бы даже пытаться описать чувство, вспыхивающее во мне в тот момент, когда мой гнев сталкивается с человеческим пониманием. Могу только сказать, что Изабелла словно в себя вбирала все самые ожесточенные и неконтролируемые вспышки моего гнева, гением своего сердца превращая их в простое горение любви. Как же много времени прошло с тех пор, когда я в последний раз в присутствии посторонних позволил себе подобную вольность.

Но сейчас все мои отрицательные эмоции вернулись вновь — необузданные, рычащие — и закружились в машине вокруг меня подобно призракам. Я потянулся к окну — раскрыть его еще ниже, чтобы выпустить их наружу, но оно и так было уже полностью открыто. Тогда я врубил на полную мощность вентилятор. Не хотел я снова поддаваться на эту приманку.

— Скорее потому, что это оплакивание оказалось явно преждевременным, — сказал я.

— Не чувствуешь ли ты себя обманутым? Пожалуй, так оно и есть. Ты в самом деле стал бы счастливее, если бы я умерла? Можешь признаться мне в этом, Расс. Боже, ну что ты за порочный, мелкий человек!

Я оставил без внимания ее провокацию. Изо всех сил я старался придерживаться избранной линии поведения.

— И когда ты ожидала приезда Элис?

— Надо же, каким терпеливым ты стал! Могли бы мы использовать это твое качество в период нашей жизни с тобой?

— Когда ты ожидала приезда Элис?

— Сначала пятого. Но третьего она позвонила и сказала, что приехала в Лагуну на два дня раньше. Как я тебе уже сообщила, я в это время была уже в Беверли-Хиллз. Поэтому я позвонила ей в отель, где она остановилась, с приглашением — ехать прямо ко мне и устраиваться как дома. А меня ждать на следующий день. Служанка в это время уже неделю отдыхала у своей семьи в Сан-Диего, поэтому, естественно, не смогла подготовить комнату для Элис. Я и предложила ей лечь в моей спальне. Мне действительно хотелось, чтобы она почувствовала себя совсем как дома. Мы с ней как раз собирались начать... мы пытались... ну, во всяком случае, я... очень хотела наладить с ней отношения. Эти отношения были крайне важны для меня... могли явиться чем-то вроде частички моего нового, что ли, естества. Боже, как же омерзительно пошло это звучит!