Т. Паркер - Лето страха

— Мы должны остановить его, и это все, — стоял на своем Вальд. — А этого достичь будет невозможно, если мы станем дразнить его. По крайней мере сейчас нужно переждать. Всему свое время.

— В самом деле? И сколько еще людей должно погибнуть?

Часом позже вертолеты все еще кружили в воздухе: Мы отправились забирать Иззи. В северном направлении шоссе оказалось опять перекрытым. Парни с шерифскими значками пристально всматривались в лица водителей бездействующих машин, между которыми с кипами листовок в руках сновали добровольцы группы поддержки. Ни о каких «постах трезвости» речь на сей раз не шла, все в открытую искали Вильяма Фредерика Инга.

У обочины стояло несколько автобусов ТВ и центральных газет. Репортеры опрашивали случайных прохожих из числа жителей каньона, брали интервью у полицейских. Сумели поговорить даже с нашим мэром. Он щурился от ярких лучей софитов, на его лице застыло выражение потрясения и гнева.

Движение — в город — было полностью перекрыто, ревели клаксоны, шипели радиаторы, грелись кондиционеры, грохотали магнитофоны, из раскрытых окон выглядывали лица одурманенных жарой людей. А жара и не думала спадать. Хотя солнце и уходило на запад, оно оставляло за собой пронзительно чистое, чуть ли не отполированное небо.

Грейс обмолвилась, что ей жаль этого самого Билли Инга. Я порекомендовал ей приберечь свои симпатии для более подходящего объекта. Пожалуй, это были единственные слова, которыми мы обменялись с ней на всем пути до Сан-Хуан-Капистрано.

Через полчаса Джо провел нас в гостиную своего дома, отошел в сторону, и мы увидели Изабеллу. Она смотрела на меня сияя. Ее дорожная сумка была упакована и стояла рядом с креслом. Тут же возвышалась палка. Изабелла надела новую одежду — просторную тенниску, украшенную псевдодрагоценными стекляшками и блестками. Парик был тщательно причесан и уложен, ресницы и щеки подкрашены, губы алели от яркой помады. Встретившись со мной взглядом, она сказала:

— Привет, маленький.

— Ты... — промолвил я и опустился около нее на колени. Заключил ее в объятия.

— Сегодня я возвращаюсь д-д-домой! — возвестила Изабелла.

— Очень уж долго тебя не было.

За моей спиной Грейс и Коррин знакомились друг с другом.

Странно все же, моя дочь ни разу, оказывается, не встретилась с родителями моей жены.

— Какая красивая блузка! — заметила Грейс.

Наступила неловкая пауза, которую нарушил Джо.

— Чай? Пиво? — спросил он.

— Нет, — сказала Изабелла. — Нет. Мы... мы... мы уже едем!

— Часа три назад начала собираться, — сказала Коррин. — А уж радовалась, словно ребенок, отправляющийся в «Диснейуорлд»!

Иззи покачала головой и двинулась к выходу.

— Даже б-б-больше того, мам.

— Она приготовила для тебя сюрприз, — чуть ветревоженно, как мне показалось, сказал Джо.

— О нет! — воскликнул я, мгновенно вспомнив, как Иззи обрушивала на меня грандиозные проекты по усовершенствованию нашего быта: до того стремительно, что я едва успевал от них уворачиваться. Она называла их сюрпризами.

— О да! — сказала Изабелла. — Но сначала д-д-домой.

Потом она долго обнималась и нежно прощалась с Джо и Коррин, словно расставалась с ними навсегда.

И вдруг с пронзительной ясностью я увидел в ее лице страх, что в самом деле это может быть так. Я отвел взгляд.

Наш дом.

Она колесила по первому этажу, прикасалась к знакомым предметам, периодически издавая удивленные, восторженные, удовлетворенные восклицания. Казалось, она ослеплена — словно присутствует при сотворении мира.

Открыла дверцу холодильника и ознакомилась с его содержимым.

— А кто мясо т-т-тушил?

— Я, — ответила Грейс. — Хочешь попробовать?

— Может быть, п-п-попозже.

На лифте Изабелла поднялась к себе в спальню. Сие хитрое приспособление исторгло из себя привычные скрипы-постанывания. При этих звуках я внезапно осознал, как же мне недоставало их в эти последние несколько дней.

Она продолжала осмотр дома. Немного постояла перед нашей свадебной фотографией. Погладила полированное дерево своего пианино. Легко прикоснулась к хрустальной колибри, отчего та качнулась.

Я услышал голос Грейс, тихо разговаривающей с кем-то по телефону.

— Мне ж-ж-жарко, — сказала Иззи.

— Сегодня больше ста градусов. Ну что ж, любовь моя, с возвращением тебя.

— Я люблю этот д-д-дом. И никогда больше не убегу из него.

Она потянулась к сумке, привязанной между ручками кресла, извлекла из нее маленький комок черной блестящей материи и протянула его мне. Я развернул его. Это был купальник.

— А сюрприз мой в том, что т-т-ты повезешь меня купаться. И тогда з-з-завтра все изменится.

В ее лице светился целый мир надежды, вместе со страхом, и все это отозвалось в моей груди сильными, жесткими ударами сердца.

Она улыбалась и пристально всматривалась в мои глаза.

— А что, неплохая идея, п-п-правда? Н-н-но, Расс, в-в-ведь и в самом деле может же получиться так, что я проснусь завтра и превращусь в с-с-сопливый овощ. Даже доктор Н-н-нессон сказал это, хотя и другими совами... словами. Поэтому я и хочу п-п-поплаватъ.

— Поплавать? Но где?

— Глупенький, да в океане же!

— Вот это да! Малышка, но там — волны.

— Я с-с-специально звонила в службу морского контроля. Никаких в-в-волн. Вода — семьдесят три градуса. В общем, я хочу к-к-купаться.

Молча она продолжала смотреть на меня, но от ее лица исходили волны столь сильного чувства, что они проникали в меня.

Я понимал, на самом деле Иззи боится операции гораздо больше, чем показывает, и ей необходимо съездить, может быть, в последний раз, к своему любимому океану на тот случай, если завтра, после операции, она проснется в еще более тяжелом состоянии или — не проснется вовсе.

— Грейс может с нами поехать? — спросил я.

Она улыбнулась.

— Ну конечно.

— Что ж, тогда давай надевать купальник.

— Нет, я х-х-хочу, чтобы Грейс помогла мне.

Грейс уже стояла на верхней ступеньке лестницы.

— По возможности никогда не позволяй мужчине одевать тебя, если можешь справиться сама, — сказала она. — А то твой муженек обязательно наденет на тебя купальник шиворот-навыворот.

Все рассмеялись. Даже мне удалось сделать это.

Вода прохладно разбивалась о мои ноги, пока я проносил Изабеллу через скалистый разлом Центрального пляжа.

Вечер оставался жарким, и в тот момент, когда я наклонился, чтобы опустить Иззи, вода показалась мне теплой и гостеприимной.

Иззи громко стонала, пока я погружал ее в морскую пучину, стонала так же, как в минуты, когда мы с ней занимались любовью.

Когда ее голова приблизилась к самой воде, она резко дернулась и с силой вцепилась в мою руку. Ее ноги, почти безжизненные, сначала погрузились, но тут же снова всплыли на поверхность.