Никки Френч - На грани

— Уверяю, мы тоже не сидим сложа руки, — отозвался Линкс. Присмотревшись, я заметила, что и он выглядит усталым.

Поднимаясь в спальню, я разминулась с офицером, несущим вниз кипу бумаг. У себя в комнате я заперла дверь и постояла минуту, прислонившись к ней спиной. Потом прошла в ванную и поплескала в лицо холодной водой. На руке кровь уже проступала сквозь бинты. Присев к зеркалу, я неловко накрасилась левой рукой. Поскольку я была растрепана, неудачный макияж не слишком испортил впечатление. Голову следовало бы помыть. В такую жару лучше мыть ее каждый день. Я попыталась замаскировать тональным кремом синяки под глазами и тронула блеском губы.

Пришлось признаться, что новое письмо подкосило меня. Мне хотелось, чтобы Клайв перезвонил, — мне осточертело говорить только с полицейскими. Про мою руку Клайв уже знал, испытал шок, попросил передать трубку Стадлеру и засыпал его вопросами. Но вернуться домой — с цветами, как я надеялась в глубине души, — не спешил.

Инспектор Стадлер пожелал расспросить меня о моей повседневной жизни. В кухне Мэри мыла пол, нам пришлось перейти в гостиную.

— Как рука, миссис Хинтлшем? — спросил он глубоким, проникновенным, настойчивым голосом.

День был жарким, и Стадлер явился ко мне в одной рубашке с закатанными выше локтя рукавами. На его лбу высыпал пот. Задавая вопросы, Стадлер смотрел мне прямо в глаза, и мне казалось, будто он пытается меня на чем-то поймать.

— Прекрасно, — солгала я. На самом деле рука ныла. Порезы бритвой очень болезненны — так сказал врач во время перевязки.

— Этот человек явно знал, что когда-то ваши руки снимали для рекламы, — продолжал Стадлер.

— Может быть.

Стадлер показал мне мой собственный ежедневник и записную книжку.

— Полистаем их вместе?

Я вздохнула:

— Ну, если надо... Но я уже сказала вашему офицеру, что я занята.

Стадлер посмотрел на меня в упор — так, что я вспыхнула.

— Вообще-то я стараюсь ради вас, миссис Хинтлшем.

И я принялась вспоминать всю свою жизнь. Мы начали с ежедневника. Стадлер сам перелистывал страницы и засыпал меня вопросами об именах, местах, встречах.

— Это мой парикмахер, — объясняла я, — а это дантист, к которому я возила Гарри. В этот день я обедала с Лорой, Лорой Оффен. — Я объясняла, как пишутся фамилии, перечисляла магазины, рассказывала про вызовы мастеров, встречи с учителями французского и тренерами по теннису, про обеды, чаепития, ответные визиты. Мы забирались все дальше в дебри событий, про которые я давно и накрепко забыла: все эти переговоры по поводу покупки дома, встречи с риэлторами и подрядчиками, садовниками и дизайнерами. Учебный год. Выходы в свет. Все подробности моей жизни, Стадлер постоянно спрашивал, где и в какое время находился Клайв.

Наконец мы дошли до Нового года, Стадлер отложил ежедневник и взялся за записную книжку. Мы перебрали в ней все фамилии, одну за другой. По просьбе Стадлера я устроила ему экскурсию по запыленному чердаку своей светской жизни. Сколько моих знакомых переехало или умерло! Сколько пар распалось! Сколько подруг потеряли связь со мной — или я перестала поддерживать связь с ними! Я задумалась о том, как часто за последние несколько лет бывала среди людей. Неужели мне угрожает кто-то из случайных знакомых?

Не удовлетворившись, Стадлер занялся домашними счетами. Я пыталась объяснить, что не имею к ним никакого отношения, что бухгалтерию у нас в семье ведет Клайв, а у меня нет математических способностей. Но Стадлер меня не слышал: 2300 фунтов — шторы для гостиной, которые мы еще не повесили, 900 — обрезка деревьев, 3000 — люстра, 66 — дверной молоток, в который я буквально влюбилась на блошином рынке в Портобелло. Вскоре цифры начали путаться у меня в голове. Я окончательно перестала понимать, что происходит. Неужели плитка для пола обошлась нам так дорого? С ума сойти, сколько денег мы угрохали на этот дом.

Покончив со счетами, Стадлер устремил взгляд на меня, и я подумала: этот человек знает обо мне больше, чем кто-либо в мире, — если не считать Клайва.

— При чем тут все это? — спросила я.

— Пока не знаю, миссис Хинтлшем. Мы ничего не знаем. Нам необходима информация. И как можно больше.

Напоследок он напомнил об осторожности, как и Линкс.

— Не хватало нам еще новых неожиданностей, верно?

Его голос звучал чересчур жизнерадостно.

Листья на деревьях за окном потемнели и потускнели. Они вяло повисли на ветках, еле покачиваясь от жарких дуновений ветра. Сад походил на пустыню: земля запеклась и пошла мелкими трещинами, как старый фарфор, посаженные Фрэнсисом растения уже начинали увядать. Молоденькая магнолия так и не прижилась. Все засохло.

Я снова позвонила Клайву. Секретарша ответила, что Клайв вышел. Она извинилась, но ее голос звучал как угодно, только не виновато.

Доктор Шиллинг действовала иначе. Она не врывалась ко мне, не совала списки фамилий, не заваливала вопросами. Только взглянула на мою руку, размотала бинт и коснулась пореза холодными пальцами. Сказала, что ей очень жаль, словно лично была виновата в случившемся. К моему ужасу, мне вдруг захотелось заплакать, но я не собиралась лить слезы перед ней. Ведь она только этого и ждет.

— Я хочу кое о чем расспросить вас, Дженни.

— О чем?

— О вас и вашем муже. Можно?

— А я думала, мы об этом уже говорили.

— Осталось выяснить некоторые детали. Вы не против?

— Нет, но... Послушайте... — Я поерзала. — Мне все это не нравится. Задавайте вопросы по существу, и я на них отвечу. Наверное, вы думаете, что я чокнутая, а я просто живу, как считаю нужным, ясно вам? И в вашей помощи не нуждаюсь. Обойдусь как-нибудь.

Доктор Шиллинг смущенно улыбнулась.

— Ничего такого я не думала, — попыталась оправдаться она.

— Вот и хорошо, — подытожила я. — Теперь все ясно.

— Да, — кивнула доктор Шиллинг, глядя в открытый блокнот.

— Так вы хотели расспросить про нас с Клайвом.

— Он редко бывает дома. Вас это устраивает?

— Да. — Больше я ничего не добавила. Я уже изучила ее уловки.

— Как вы думаете, Клайв верен вам?

— Об этом вы уже спрашивали.

— Но вы не ответили.

Я страдальчески вздохнула.

— Если детективу Стадлеру уже известен мой месячный цикл, значит, я могу представить вам отчет о нашей половой жизни. Когда родился Гарри, Клайв... завел себе другую.

— Другую? — Она вскинула брови.

— Да.

— И долго они встречались?

— Точно не знаю. Может, год. Месяцев восемнадцать.

— Срок немалый. Значит, у них все было серьезно.

— Но Клайв не собирался уходить от меня. Просто развлекался. Все мужчины одинаковы. Я очень уставала, часто нервничала, — я невольно коснулась кожи под глазами, — постарела...