Ольга Володарская - Обет без молчания

— Я думал, он сын старика Хайнца. У нас общие предки, и один из них имел свою кузню. А я собираю холодное оружие…

— Надеялись пополнить коллекцию еще одним экземпляром? Георг Майер, булочник, сообщил, что вы купили у него нож, выкованный одним из Хайнцев, за хорошие деньги.

— Да.

— Не жаль вам было отдавать двести евро за обычную раскладушку?

Ай да старик, ай да сукин сын! Соврал майору и глазом не моргнул.

— Коллекционеры все немного чокнутые, — ответил на это Кир.

— А сколько вы бы отдали за этот экземпляр? — спросил Иванов и выложил на стойку нож для резки мяса.

— Можно взять в руки?

— Да, пожалуйста.

— Какой красивый. — Кир увидел фирменное клеймо на рукоятке и понял, что его тоже выковал его далекий предок. — Я не пожелал бы тысячи. Продадите?

— Это не мое, — скупо улыбнулся Иванов, и уголки его узких каре-зеленых глаз скрылись под опустившимися веками.

— А чье?

— Найдено тут, в доме.

— Фредди и тот, кто выдавал себя за его сына, уверяли меня — они не имеют того, что меня бы заинтересовало.

— Этот нож, господин Ханов, судя по всему, был украден у фройлян Олдридж.

— Кто это?

— Внучка и наследница Клауса Хайнца. Она живет на Альтен-штрассе, в доме под номером сорок шесть, что достался ей от деда. В него вломились на днях, и ничего вроде бы не пропало… Кроме вот этого ножа!

— Харрисон Алби проник в чужое жилье, чтобы украсть предмет кухонной утвари? Что-то не верится.

— Может, он думал, что вы отвалите за этот предмет огромные деньги?

— Он не мог так думать — знал, за сколько я купил раскладушку у булочника Майера.

Не за двести евро, конечно, но ради тысячи тоже не станешь рисковать свободой, если ты не наркоман или отморозок.

Тут в кухню зашел эксперт. В его руках был контейнер с какими-то огарками.

— Нашел, — сообщил он Иванову. — Теперь картина более-менее ясна, — затем протянул майору пинцет. — Глянь сам.

Тот подцепил кусок жженого дерева и поднес его сначала к носу, потом к лампе, понюхал и рассмотрел.

— Да, это сандал.

— Остатки трубки, которую курил старик Хайнц. У него их было две, и эта оказалась в камине.

Они обменялись многозначительными взглядами, а Кирилл уловил знакомый запах — не гари или табака, а чего-то горько-сладкого, немного душного. Он сразу вспомнил тот вечер, когда шел к старику Хайнцу и встретил «космического охотника». От него несло тем же!

— Древесина сандалового дерева богата эфирными маслами, — сообщил криминалист. — И они выделяются при нагревании.

— Это всем известно, — пожал плечами Иванов. — Поэтому из него делают не только трубки, но еще ароматические палочки.

— Еще четки, — заметил Хан. — Тепло тела тоже может запустить механизм выброса паров, пусть и не такой мощный.

— Это как раз полезно. Для кожи рук точно, ну и для нервной системы. Но если эфирные масла горят и смешиваются, то это опасно. Надышавшись ими, можно умом тронуться. Галлюцинации обеспечены точно, как и головная боль, скачки давления.

— Старик умер от того, что курил трубку из сандалового дерева? — недоверчиво проговорил Кир.

— Конечно, нет. Ее заправили не только обычным табаком, но и ядовитым растением. Скорее всего, перетертым корнем веха, который растет на берегах водоемов, в том числе у озера на соседней улице. Возможно, сушеными ягодами красавки — ее еще белладонной называют. Или листья табака просто обработали соком аконита. Его в древности использовали для отравления стрел.

Майор тяжело посмотрел на коллегу-криминалиста, и тот сразу замолк.

— Больше не задерживаем вас, господин Ханов, — обратился он к Киру. — Если будут вопросы, позвоним.

— Я завтра улетаю. — Он понял, что сегодня уже не получится.

— Спасибо, что предупредили. Ауфидерзейн.

Хан распрощался с полицейскими и с удовольствием покинул квартиру. Эфирные масла, смешанные с природными ядами, казалось, пропитали ее.

«Теперь понятно, почему я был не в себе, — подумал Кир, испытав сначала злость, потом облегчение. — Когда я явился к Фредди, камин горел, наполняя помещение жаром и запахами. Мое сознание помутилось, и кошмары стали следствием!»

Хан шел по Краузе, полной грудью вдыхая чистый воздух. Ему снилась и эта улица, только по ней он бежал за красивой дамой, похожей на ту, что увидел в самолете.

Букет, который он оставил на лавке, так и лежал. Кирилл подобрал его: не такой уж и страшный. Скромный, да. Сейчас продают другие: пышные, яркие, причудливые. Но в этом букете своя прелесть, как в охапке сирени или трех тюльпанах. Как в огородных астрах. Как в ветках вербы…

Кирилл решил подарить цветы Элизабет Олдридж. Она живет на Альтен-штрассе, а ему все равно проходить по ней, чтобы дойти до остановки автобуса.

Он достиг дома под номером сорок шесть. Двухэтажный, довольно красивый, без лавки, аптеки или медкабинета на первом этаже. Особнячок был полностью жилым. И возле него рос шикарный клен, мощный, высоченный. Кир заскользил взглядом по его стволу и наткнулся на одно из окон. В нем он увидел лицо…

Женское!

И как будто знакомое.

Опять барышня из сна? Или самолета?

Кирилла резко затошнило. Он посмотрел на букет из невзрачных цветов. Может, среди них есть вех, что фрау Ингрид сорвала у протекающей рядом речушки? Откуда старухе знать, что он ядовитый?

Хан отшвырнул веник, вытер руки влажной салфеткой, затем снова поднял голову. В окне никого не было.

Женщина привиделась? Или просто отошла?

Выяснять не хотелось. Кирилл Ханов решил, что хватит с него Берлина и немецких родственников. Никогда раньше он так не хотел поскорее вернуться домой, в Россию.

Она подошла к патефону, который снился ей этой ночью. Он самое ценное, что есть в доме? Это вряд ли. Хотя…

Бетти посмотрела на логотип фирмы-производителя — «Орион». Открыла интернет в телефоне и забила: «Купить патефон», указала марку. Поисковик выдал цены от трехсот евро до шестисот. Не бросовая вещь, но и не та, на которой можно хорошо заработать, так что пусть патефон стоит в память о Клаусе. И хорошо, что он рабочий, можно поставить пластинку. Да не ту дурацкую, которую они с Борей прослушали по настоянию Клауса. Были в его коллекции и другие.

Бетти выбрала ту, на которой была записана Марлен Дитрих. И когда зазвучал ее голос, пошла собираться. Борис пригласил их на ужин, и хотелось в кои веки выглядеть шикарно. Элизабет умела и это. Когда жила с Дэвидом, то ходила куколкой на все их снобистские вечеринки. И наряжалась, и красилась, и волосы укладывала.

За последнее время Бетти отвыкла от этого. Но для женщины вспомнить о том, как себя подать в наилучшем свете, все равно что спустя десять лет сесть на велосипед или встать на коньки. Получится не сразу, но… Получится!