Роман Александров - Черный соболь

— Вон идет, — угадав его мысли, Золотухин махнул рукой в сторону. — Голову-то сбычил, видать совестно людям в глаза смотреть. — В голосе обычно спокойного Золотухина звучали сейчас недобрые нотки. — Охотни- ка-то помните? Ну, который Варю нашел? — Золотухин не отводил взгляда от Таюрского, который вместе со всеми проходил сейчас мимо них. — Он ведь мне еще раньше про нее говорил, про матрацовку ту самую.

— Что говорил? — Следователь насторожился. — Он ее видел?

— Ну да. — Поравнявшись с заплаканной Настасьей, они сбавили шаг и пошли тише. — Иду, говорит, как-то под вечер, а Валька к Ромину стучится. Смотрю, у него мешок полосатый, а из мешка хвосты торчат…

Кладбище было тут же, за деревней, и свежевырытая могила одиноко чернела среди глубокого снега. Тагора ский стоял в стороне вместе с матерью, которую держа-i ли под руки две женщины, а всем распоряжалась ма-^ ленькая старушка с румяным лицом и быстрыми решительными движениями. Она первая бросила на гроб смерзшийся ком земли и, разогнувшись, вытерла варежкой разгоряченный лоб.

— Тегка Варина, — услышал Абашеев чей-то шепот и стал осторожно подвигаться поближе. Покойная замерзла как раз по пути в Лосиху, где жила ее тетка и та, возможно, кое-что знала о причинах, заставивших Варю так поспешно уйти от мужа. После того, что следователь услышал сейчас о Таюрском, он уже мало верил ему.

— И не пойду, не проси. — Старушка отмахнулась от подошедшего к ней Валентина. — Раньше не ходила, а уж теперь…

Оглянувшись, она увидела Настасью.

— Вон, у нее заночую. Примешь, Семеновна?

Когда все было кончено, она еще немного постояла у только что насыпанного небольшого холмика, а потом неспеша пошла прочь от могилы, у которой еще оставался Валентин да рыжая хромая собака.

Придя к Золотухиным, старушка села на скамью и сложила на коленях большие красные руки с набухшими венами.

— Вот и проводили горемычную… — она посмотрела на Золотухина. — Нет у тебя зелья-то? Помянуть бы надо.

Немного водки у Иннокентия нашлось, но старушка только пригубила свою рюмку и отставила ее далеко в сторону.

— Это про тебя мне говорили — следователь будто… — прищурив глаза, она осмотрела сидевшего рядом Абашеева. — Молод больно. Ну, все одно. Как, спрашивать будешь или самой рассказать? Варя-то покойница прибегала тут ко мне, пока река не стала, жалилась…

В тот день по реке пошли первые тоненькие льдинки. Вертясь на водоворотах, они то и дело сталкивались между собой, загромождая фарватер, поэтому Анна Ивановна как следует отругала племянницу, которая с трудом добралась из Осиновки на попутной моторке.

— Чумовая, одно слово чумовая! — Она возмущенно всплеснула руками. — А если мотор заглохнет? Так ведь и утонуть недолго.

— Не надо, тетечка. — Варя скинула мокрые ботинки и с ногами забралась на кровать, поближе к печке.

— Я, может, совсем к вам. Не прогоните?

Прошло всего полгода, как они с Валькой поженились, и Анна Ивановна сиспугом на нее поглядела.

— Да что стряслось-то? Бьет он тебя, что ли?

— Уж и обязательно, чтобы бил? Пьет он очень, вот что.

С Таюрским Варя познакомилась вскорепосле своего приезда в Лосиху, когда мать, с которой она жила в Иркутске, как-то сразу скрутило мудреной болезнью. Она никого еще не знала в этом поселке, где все люди были для нее нй одно лицо, но почти сразу стала отличать Валентина, который то и дело попадался ей по дороге, шла ли она в магазин или в клуб, где раз в неделю давали несколько киносеансов. Только потом она узнала, что он не местный, из соседней Осиновки, и торчал в Лосихе исключительно из-за нее.

Однажды он заговорил с ней прямо на улице, проводил до дома, а затем несколько раз приходил в гости, непременно оставляя в сенях по доброму куску мяса. И хотя тетка косо посматривала на Валькины посещения, Варю одновременно и смешила и трогала его неумелая, порой грубоватая забота. Как-то раз, когда он долго не приходил, она поймала себя на том, что ждет его, и на минуту даже испугалась. В небогатой событиями жизни охотников и рыбаков, окружавших теперь Варю, не было секретов, и она уже знала все о Таюрском, о котором никто из ее новых знакомых не отзывался хорошо.

Она слышала, что он отлеживается дома после очередной драки, в которой ему крепко досталось. А когда, наконец, он появился, Варя даже не сразу его узнала, так он был изукрашен. Он стоял на пороге, отворачивая в сторону избитое, сумрачное лицо, и через силу пытался улыбаться, отчего его рот жалко кривился.

И тогда Варя не удержалась, села на стул и расплакалась. Ей было и жаль Валентина, стоявшего рядом с пришибленным видом, и не хотелось на него смотреть, и еще она чувствовала, что с этого дня покой окончательно ушел из ее жизни, хотя ни о чем серьезном между ней и Валькой не было еще сказано ни единого слова. А на следующий день Варя попрощалась с геткой, и Валька на лошади отвез ее в Осиновку.

Поначалу Варя не раскаивалась в своем решении и старалась не замечать сочувственных взглядов женского населения Осиновки, потому что Валентина с того времени словно подменили. Он перестал пить и все время ходил за ней по пятам, выхватывая из рук любую работу, будь то уборка по дому и даже стирка. А когда в деревне появились изыскатели, Валька вскоре устроился к ним на работу и почти совсем забросил охоту, которой в Осиновке занимались все от мала до велика, не исключая женщин.

Раза три Анна Ивановна получала от Вари весточки, и в каждом письме племянница писала, что живет с мужем в ладу и согласии, и приглашала тетку погостить.

А вот теперь она сама приехала к ней и сидела на кровати, поджав под себя ноги, бледная и какая-то взбудораженная.

— Да ты толком-то расскажи, не томи уж, — встревожилась Анна Ивановна. — И так у меня сердце иена месте…

Она продолжала настойчиво расспрашивать племянницу, и та, наконец, рассказала, что у мужа завелся приятель, большой начальник. После знакомства с ним Валька стал вспыльчив и раздражителен, вечно где-то пропадает, иногда не возвращаясь домой по несколько дней, на все расспросы отвечает односложно, торопясь оборвать разговор, а иногда после разъездов приносит домой какие-то свертки, искоса бросая на жену испытующие взгляды.

Но самое неприятное то, что Валька опять начал пить. Начальник часто приходит к ним домой, они подолгу шепчутся с Валькой о каких-то своих делах, обрывая разговор, когда в комнату входит Варя, и каждый раз на столе появляется обязательная бутылка спирта.

Однажды, когда Валька куда-то вышел, Варя — не выдержала и заглянула в один из свертков, запрятанный в сенях среди мешков с картошкой, и ей стало ясно, что за дела завелись у мужа с приветливым и разговорчивым Сергеем Николаевичем, который вскоре зашел к ним за этим свертком н как всегда принес с собой бутылку, аккуратно завернутую в старую газету. Валькина двустволка давно пылилась в чулане, да и для охоты было еще не время, откуда же взялись у него меха, которые, к тому же, он старался запрятать от нее подальше?