Роман Александров - Черный соболь

Немного поколебавшись, она спросила об этом Валентина.

— Пронюхала все-таки… — Он только что проводил Ромина и стоял посреди комнаты, слегка покачиваясь. — Только не твоего ума это дело, ясно?.. Бабам-то не скажи. А то Кешка дознается — посадить может.

…— Что же теперь делать? — Варя смотрела на тетку большими испуганными глазами. — Боюсь я, тетечка. Валя совсем другой стал, чужой какой-то…

— Чего делать? — Анна Ивановна вздохнула. — Живи уж у меня, раз приехала. Там видно будет.

Но Варя прожила в Лосихе всего день, потому что назавтра появился Валька и увез ее с собой. Анна Ивановна как раз уходила в магазин, а вернувшись, нашла только коротенькую записочку на листке календаря.

Рассказ Анны Ивановны окончательно утвердил Аба- шеева в его подозрениях. Теперь он уже не сомневался, что меха скупались Роминым и Таюрским для спекуляции. Но где взять доказательства? Ромин в Москве, рассчитывать на откровенность Таюрского не приходится. Значит, остается Березовский, за высоким забором которого исчезла полосатая матрацовка, побывавшая перед этим у Таюрского и Ромина. Если меха окажутся у него, Таюрскому поневоле придется развязать язык. А там можно будет взяться и за Ромина…

А рано утром, когда в Осиновке все еще спали, на неровном поле недалеко от деревни приземлился, подпрыгивая, маленький самолет на лыжах, похожий на стрекозу. Не заглушая мотора, самолет принял одного лишь пассажира и тут же поднялся в воздух.

Аркадий Львович Березовский, сгорбленный человек с глубоко запавшими невыразительными глазами, сидел у окна и терпеливо дожидался, пока нежданные гости закончат обыск.

На обеденном столе горой возвышалось вынутое из комода белье, выдвинутые из-под кровати чемоданы были раскрыты. У стоявшей рядом с ним жены мелко дрожали пухлые красные губы, она нервно теребила поясок пестрого халата, и Аркадий Львович легонько коснулся ее руки, успокаивая.

Пришедшие в его дом люди, которыми распоряжался молодой человек, предъявивший ему постановление об обыске, непонятно почему искали у него какие-то меха. Это было явное недоразумение, и Березовский не сомневался, что сейчас все разъяснится и уладится само собой, В самом деле, откуда у него, кладовщика товарной станции, могут быть эти самые меха? Действительно, какое-то время он держал базу для изыскательской партии, согласившись помочь симпатичному юноше, ее начальнику. Ну и что же? НаскоЛько известно Аркадию Львовичу, партия эта занимается геологическими изысканиями, а не добычей «мягкого золота».

— Ничего нет. — Один из сотрудников милиции, которых выделили Абашееву в помощь, развел руками. — Я уж и в сарае все перевернул, и в сенях.

Абашеев с досадой захлопнул крышку комода. Обыск продолжался уже третий час, но, кроме старой медвежьей шкуры на полу, никакой пушнины в доме не было.

Взгляд его упал на постель, где из-под простыни виднелась полосатая перина. Абашеев отдернул простыню и нагнулся над кроватью. Поперек красно-белых полос он увидел почти незаметный для глаза аккуратный шов. Перина была зашита совсем недавно, белые нитки еще не потемнели, и Абашеев вынул из кармана складной нож. За его спиной тихо охнула хозяйка. Комната наполнилась белым пухом, который медленно кружился в воздухе, прежде чем опуститься на заслеженный пол. Кроме пуха в перине ничего не было. Березовский подчеркнуто пожал плечами и отвернулся.

Абашеев еще раз осмотрелся и прошел в угол комнаты, где были сложены детские игрушки. Нагнувшись, он откладывал в сторону кукол из папье-маше, петухов со свистульками, порваные резиновые мячи и картонные коробки с настольными играми, чувствуя, как голове становится горячо от прилившей крови.

И только на самом полу Абашеев нащупал мягкий сверток, завернутый в полотно. Он выпрямился со свертком в руках и увидел, как у Березовского расширились глаза и побелели плотно сжатые тонкие губы. В свертке оказалась темная, почти черная шелковистая шкурка с едва заметным голубоватым отливом.

Сергей Николаевич Ромин, Серж, как его называли знакомые, стоял у окна своей московской квартиры и задумчиво наблюдал, как работяга бульдозер, натужно урча, толкал перед собой груду битых кирпичей, ржавых консервных банок и другого мусора, скопившегося на пустыре, который начинался сразу за домом и был таким же привычным, как старый гарнитур орехового дерева, доставшийся Сержу в наследство после покойной бабки.

Вчера Серж после долгого перерыва посидел с приятелями в знакомом ресторане, они пили за его здоровье какую-то адскую смесь, от которой до сих пор зверски трещала голова и поэтому шумная возня машин за окном изрядно действовала ему на нервы.

Вздохнув, Ромин отошел от окна и взял в руки лежавшую на столе повестку, которую ему только что прислали из районной прокуратуры. Повестка могла быть связана только с его витимской эпопеей, и, устроившись поудобнее в старом кожаном кресле, он попытался припомнить, не совершил ли какой-нибудь явной ошибки или неосторожного, опрометчивого шага за те несколько месяцев, что ему пришлось провести на далекой таежной реке, которую писатель Шишков по заслугам окрестил когда-то Угрюм-рекой.

Серж не был тщеславен и не стремился проводить параллель между собой и Прохором Громовым, но в одном бесспорно, у них было явное сходство. Из всего, что существует на свете, Ромина больше всего привлекали деньги, причем не столько деньги сами по себе, сколько те удовольствия и блага, которые можно было получить при их помощи.

Сколько ни помнил себя Ромин, о деньгах у них дома говорили всегда. Отец, придя с работы, тщательно подсчитывал с карандашом в руках расходы за прошедший день, а мать после посещения магазина порой долго стояла в кухне или прихожей и шевелила тонкими губами. Это она проверяла, не обсчитала ли ее продавщица. Бабка, властная и сердитая старуха, денег не считала, но уважала людей, которые много зарабатывали.

Внука бабка любила, и хотя он частенько таскал из ее старинного портмоне мелочь, сквозь пальцы смотрела на его проказы.

А когда Серж закончил школу, она достала из комода потемневшие от времени часы и, бережно приложив их к сморщенному уху, сказала:

— На вот, носи с богом. Всего только и осталось после деда. Куда поступить-то надумал?

Услышав, что внук хочет стать геологом, не удивилась и только заметила:

— Что ж, заработать везде можно, если голову иметь. Вон, Игнатов-то из третьей квартиры, что с Колымы вернулся, большие тысячи привез.

Этот Игнатов, сам того не ведая, еще раньше оказал решающее влияние на выбор Сержем будущей профессии.

Выйдя как-то вечером из подъезда, около которого покуривали томимые бездельем молодые парни, Игнатов отнял у Сержа жалкий «гвоздик» и, бросив на землю, придавил каблуком.