Гоар Маркосян-Каспер - Кассандра

Агамемнон: Кто поручил?

Менетий: Царица.

Агамемнон: Доверие немалое.

Менетий: Тяжело ей было одной. Не женское это дело. Не по силам слабому полу такой груз на себе тащить.

Агамемнон: И не по уму.

Менетий: Так точно.

Агамемнон: А что, постарше она никого не нашла себе в помощь?

Менетий: Все ведь отбыли на войну.

Агамемнон: А Эгисф?

Менетий: Вы же с ним кровные враги.

Агамемнон: Я, допустим, да. Но Клитемнестра из Спарты, наши микенские распри ее не касаются. И Эгисф против нее ничего иметь не должен. Неужто он ни разу за все эти годы не заходил к вам, ну хотя бы поздравить с обильным урожаем или погладить по голове ребятишек?

Менетий: Ручаться не могу. Возможно, пару раз и заходил.

Агамемнон: Но ты его не видел?

Менетий: У меня столько забот, господин мой, и с лошадьми, и с курами, и со свиньями, на людей просто глаз не хватает. Заметишь иногда, как тень скользнет через пропилеи, но тени — они все похожи друг на друга.

Кассандра: Врет! Эгисфу он каждый день кланяется, лучшего вина ему из царских погребов доставляет к столу и служанок меняет всякий раз, когда иная до снежной белизны ему хитон не достирает.

Менетий: Кто эта девушка? Откуда она узнала о моих обязанностях? Наверняка колдунья.

Агамемнон: Ну спасибо, Кассандра, расколола мошенника. И что теперь ты скажешь, Менетий, сын привратника? Каково царю наврать и попасться?

Менетий: Прости, повелитель. Не положено слуге соваться в господские дела, вот я и помалкивал. Да, захаживал Эгисф во дворец и временами даже в нем жил. Но толку от него никакого, работник он негодный, в хозяйстве ничего не смыслит. Единственное, на что способен, песенку спеть или с детьми в прятки поиграть.

Агамемнон: А на честь царицы не посягал?

Менетий: Да какой из Эгисфа посягатель? Мужского начала в нем будто и вовсе нет. Винца кратер-другой выпить, на солнце поваляться — это может, а прочее…

Агамемнон: Ты уверен?

Менетий: Клянусь Громовержцем, в покоях царицы его ни разу не находил.

Кассандра: А ты искал?

Менетий молчит.

Агамемнон: Ладно, я тебе верю. Вернись в город и сообщи моей драгоценной супруге, что сегодня уже не успеем. Устали, да и поздно лагерь сворачивать. Будем завтра. О нашем разговоре никому ни слова. Ты просто передал слова царицы, царь поблагодарил, в шатре своем он, кстати, был один, и ты вернулся. Все понял?

Менетий: Понял, повелитель. (уходит)

Агамемнон: Как ты думаешь, врет?

Кассандра: Конечно, врет. Одурманила его царица своими прелестями, вот молодой петушок ее и выгораживает. Ясно я видела Эгисфа в царской постели, где ему вовсе не место.

Агамемнон: Выходит, Клитемнестра мне изменяет?

Кассандра молчит.

Агамемнон: Вот она, женская верность! Я терплю десятилетние лишения на бесконечной, трудной и жестокой войне, не сплю ночей, измышляя, как бы разгромить чужое войско или как сохранить мир в своем, еще неизвестно, что сложнее, проливаю кровь, а моя жена в это время делит ложе с моим злейшим врагом! И ведь думала, что я не узнаю! Мой доверенный управитель умер, она поставила на его место смазливого олуха, который скорее откусит себе язык, чем скажет о ней что-либо дурное. Наверняка сменились и многие другие слуги, и она, видимо, полагала, что новые не захотят, а старые не посмеют открыть мне, что тут во время моего отсутствия творилось. Но просчиталась! Завтра я заставлю ее признаться, а потом отправлю прямиком в Аид и ее, и Эгисфа. Тебя же сделаю госпожой.

Кассандра: Если Клитемнестра тебя не опередит и не расправится со мной.

Агамемнон: Не бойся, я не дам тебя в обиду.

Кассандра: Полно, царь! У тебя будет множество дел в совете, в суде и во дворце, не можешь ведь ты повсюду водить с собой рабыню. А окажись я одна, не дам медного гроша за свою жизнь.

Агамемнон: Что же ты предлагаешь?

Кассандра: Обмани Клитемнестру. Объяви ей, что я упала при высадке с корабля в воду и утонула. Она ведь меня в лицо не знает. И никто из здешних не знает. С воинами я уже вряд ли встречусь, троянские девушки меня не выдадут, а имя я приму другое. Назовусь, к примеру, Александрой.

Агамемнон: Александрой? «Отражающей мужей»? Ха-ха-ха! Придумано ловко!

Кассандра: Так ты согласен?

Агамемнон: Да пожалуйста! Если тебе так спокойнее. Сейчас же велю, чтобы тебе принесли одежду попроще. (выходит) .

Кассандра: Кажется, клюнул. Если я войду в твой дом простой рабыней, мне будут больше доверять. Донесу Клитемнестре о твоих планах, и она, чтобы спасти свою жизнь, или сама тебя убьет или поручит это кому-нибудь другому. Так что трепещи, Артрид! Если я не в силах покарать того, кто лишил жизни моего отца и сестуру, то я в состоянии поразить все войско ахейцев в лице его предводителя. Трепещи! Ты заплатишь за разоренную Трою, за ее поверженного царя, за угнанных в рабство троянских женщин, за мою обезумевшую от горя мать, за моего жениха, испустившего дух на поле брани под ударами твоих воинов… Трепещи!

Пропилеи микенского дворца. За колоннами прячутся Хрисофемида, Электра и Орест.

Орест: Ой! Хрисофемида, Электра, вы видите? Что там, в воротах, сверкает, аж глаза слепит!

Электра: Это колесница нашего отца, глупыш. Она вся выложена золотом и серебром.

Орест: А что над колесницей блестит, такое круглое?

Электра: Папин шлем, конечно. И доспехи. Доспехи у него тоже с золотыми полосами, ты этого помнить не можешь, но я видела кирасу, ее перед походом прислал отцу кипрский царь Кинирас.

Хрисофемида: Зачем нужны доспехи, война ведь кончилась?

Электра: Война-то кончилась, но те люди, которые собрались у дороги приветствовать вернувшееся с победой войско, хотят видеть героев такими, какими они были на поле боя.

Орест: Смотри, смотри, они уже подъезжают к лестнице. Это наш отец сходит с колесницы?

Электра: Он. Ах, как он высок и могуч! Сколь величественна его осанка! Как сияют его латы…

Орест: А меч он держит в руке?

Хрисофемида: Не говори глупостей, так и поранить кого-то можно.

Электра: Нет, меча не видно.

Орест: Жаль! Я так хотел увидеть этот меч.

Хрисофемида: Попросишь вечером, он покажет, папа добрый.

Орест: А это мама с ним? Как она попала на колесницу?

Хрисофемида: Она ведь пошла встретить отца за воротами. Наверно, он и поднял ее к себе наверх, подхватил — и раз! Он ведь очень сильный…