Жорди Гальсеран - Метод Гронхольма

Все оторопело уставляются друг на друга.

Фернандо. Хочу вас попросить об одном одолжении. Если мы когда-нибудь встретимся при других обстоятельствах, давайте сделаем вид, что этого никогда не было.

Энрике. Читаю. (Вскрывает конверт и читает про себя.) Ну, это прелесть! В такое я однажды уже играл.

Фернандо. Не томи.

Энрике. «Вы единственные пассажиры загоревшегося самолета. Клоун, тореро, епископ и политик. У вас только один парашют. Каждый из вас должен постараться убедить своих спутников, что именно он заслуживает право воспользоваться парашютом и спастись». Прелесть. У меня на одном собеседовании было нечто подобное.

Карлос Похоже на анекдот про француза, немца и испанца…

Энрике. В тот раз у нас, правда, была ведущая, а так игра почти та же. Вроде как мы летим на воздушном шаре — персонажи, конечно, немножко другие. Надо выбрать, кому выпрыгнуть, потому что шар стремительно теряет высоту, а балласта у нас не осталось. Так вот, один должен выпрыгнуть, самый бесполезный. А мы все решали, кто это. Очень было забавно. Я был пожарным.

Фернандо. Извини, что прерываю. У меня один вопрос, чисто технический. Если мы все в самолете, хотелось бы узнать, кто из нас за штурвалом. Не иначе, как клоун, вот мы и готовимся навернуться.

Мерседес (шутка ей не понравилась) . Ха-ха!

Энрике. Нам надо решить, кто из нас заслуживает того, чтобы остаться в живых. Кто важнее для общества.

Карлос. В таком случае мое дело швах!

Фернандо. Не хочу вам кайф ломать, но вдумайтесь, так на минуточку. Мы тут соискатели на руководящую должность в одной их ведущих компаний мира. Посмотрите, пожалуйста, друг на друга.

Энрике. А в чем, собственно, дело?

Фернандо. Ни в чем. Совершенно ни в чем! Это со мной что-то не то. Продолжайте.

Карлос. Что будем делать? Каждый выскажется, а потом обсудим?

Энрике. Пожалуй. Согласны?

Мерседес. У меня предложение — вы разрешите? Среди нас есть епископ. Божий человек. Он верит в загробную жизнь, ценит милосердие и думает лишь о благе ближнего. Предлагаю ему пожертвовать собой и добровольно отказаться от парашюта. Это было бы по-христиански.

Фернандо. Ты… ты что несешь? Не дождетесь — ни за ради Бога!

Мерседес. Я пошутила.

Фернандо. Пошутила она… Нуда, ты же клоун…

Энрике. Кто первый?

Карлос Можем бросить жребий.

Мерседес. Если хотите, начну я.

Энрике. Давай.

Мерседес. Не хочу принижать никого из вас. Политик трудится на благо народа, священник заботится о его духовности, тореро… Ну, тореро…

Карлос. Я — артист.

Мерседес. Пусть так… Неважно. Главное, я, клоун, делаю благородное и полезное дело. Я смешу людей.

Фернандо. Ну, знаешь! Политики — они тоже…

Мерседес. Представьте, когда ребенок смеется, он счастлив, и это моя заслуга. Что может быть важнее улыбки ребенка?

Фернандо. Очень трогательно.

Энрике. Согласен, согласен. Я не говорю, что это неважно. Хочу лишь заметить, что улыбка ребенка должна иметь достойное материальное обеспечение. Нужна хорошая школа, где он может учиться, хорошая больница, если он вдруг заболеет. Надо позаботиться о будущем этого ребенка. Пусть дети смеются, но для этого их следует окружить заботой общества, взять под крыло, равно как, впрочем, и их родителей…

Фернандо. Особо не увлекайся — самолет-то падает!

Энрике. Я знаю, авторитет политиков весьма невысок в наши дни. Тем не менее, без нас — без меня! — клоун утратит возможность смешить детей, тореро не сможет блистать на арене, священник… Священник тоже лишится клиентов: хлопотать о спасении души можно лишь на сытый желудок. Так что, я полагаю, именно я, политик, должен спастись в первую очередь.

Карлос. Теперь я? Так вот… я… тореро. Вы можете сказать: одним тореро больше, одним меньше — какая разница. Ан нет. Вовсе нет. Ошибаетесь! Тореро… тореро… Я каждый день играю со смертью. Вы же никогда не оказывались один на один с быком. Вы представления не имеете, что это такое. Я один это знаю. У нас, у тореро… Когда я на арене, моя мать молится, моя жена молится, мои дети молятся… За кого они молятся? За тореро. Вспомните стихи Гарсиа Лорки… В них сказано… (Меняя тон.) Извините, у меня крайне невыигрышный случай. Больше ничего в голову не лезет. Каков уж есть, таков и есть. Все что я могу, это вести себя максимально по-тореадорски. Словом, забирайте свой парашют, а я смерти не боюсь.

Фернандо. Оле!

Энрике. Давай, твоя очередь.

Фернандо. Ну, моя.

Он прохаживается из стороны в сторону, готовясь произнести речь.

Братья и сестры… Мы с вами собрались здесь… Я хочу сказать, что некоторое время тому назад, когда я направлялся на собеседование в надежде получить высокую должность в солидной компании — в «Декии»! — мне и в голову не могло прийти, что придется вот так стоять перед вами; трудно было ожидать, что в результате я стану епископом в горящем самолете… Однако провидение порой подкладывает такие сюрпризы, а пути Господни, они, знаете ли…

У Мерседес звонит мобильник.

Мерседес. Простите, я жду одного звонка…

Фернандо. Ничего-ничего…

Прижимая телефон к уху, Мерседес отходит в дальний угол.

Мерседес (в трубку) . Лаура? Да, да, слушаю… Что?… Черт…

Фернандо. Подождать, пока она закончит, да?

Мерседес (в трубку) . Когда? И как она себя чувствует? А врач что говорит?… Да, приеду, конечно, но я сейчас на собрании.

Мерседес говорит громче, и все поневоле слышат ее разговор.

Ты же сама сказала, не тяжелое. Черт тебя возьми, Лаура, так тяжелое или не тяжелое?… Да нет, я понимаю, что такое тяжелое… Мы же ее сто раз уже клали. Надо же, чтоб сегодня… Не смей со мной так разговаривать. Не имеешь права. Я поступаю так, как считаю нужным. Да, как всегда… И не потерплю ничьих нотаций… Так что хватит… Да приеду я, приеду… Как только смогу. Давай, пока!

Мерседес выключает телефон и убирает его.

Карлос. Что-то случилось?

Мерседес. Нет, ничего. Вам сказали, во сколько это все закончится?

Энрике. Нет.

Мерседес Продолжим.

Энрике. Давай дальше.

Фернандо. Я закругляюсь. Прошу внимания. Учитывая сложившуюся ситуацию, считаю необходимым перейти к сильнодействующим средствам. Сейчас я преспокойно — заметьте, преспокойно — возьму парашют, пристегну его и катапультируюсь, а если кто-нибудь из вас вздумает мне помешать, он покинет самолет раньше меня. Без парашюта, разумеется.