Дэвид Хэйр - Поцелуй Иуды

Бози. Ушел?

Уайльд. Ну да. Спроси Робби. Дальнейшие обсуждения бессмысленны, все решено.

Бози. Почему ты так говоришь?

Уайльд. Как ты не понимаешь? А я вижу все так ясно! Словно божественное откровение.

Бози. Оскар, откуда эта уверенность, что ты непременно проиграешь?

Уайльд. О!.. (Воздевает руки, глаза на мокром месте) .

Росс. Бози, послушай…

Бози. Нет, правда! Мы как-то сходу приняли, как нечто очевидное, две вещи. Первое — что судебного преследования не избежать. И второе — если суд состоится, мы обязательно его проиграем.

Уайльд. Бози, ну что мне, в сущности, до всего этого? Неужели ты всерьез считаешь, что мои нынешние страхи — это боязнь проиграть дело?

Бози (делает шаг к нему в порыве сострадания) . Оскар, умоляю… я умоляю тебя не сдаваться.

Уайльд. Не сдаваться! Не все ли равно. «Сдаться?» «Продолжать борьбу?» «Виновен?» «Не виновен?» Все гораздо проще: у меня есть роль. Пьеса давно написана. Как я ее разыграю — всего лишь вопрос вкуса. Игра актера не может повлиять на действие.

Бози. И в чем же оно заключается?

Уайльд (с внезапной яростью) . Меня изгоняют, вот в чем!

Бози. Ну конечно!

Уайльд. Я угодил в сюжетную ловушку. Пьеса развивается сама по себе, двигаясь к неизбежной развязке: мое бесчестье… мое изгнание… (Оживляется) . В сущности, в том, что меня несет на гребне истории, как ни странно, есть своя свобода. Я могу выбрать маску по своему усмотрению: трагическая… вызывающая… жалкая… отрешенная… Я могу примерить все маски. Могу оживить роль любым «чувством». Но все это никоим образом не повлияет на развязку. У этой истории может быть только один конец.

Бози (не на шутку встревожен) . Но Оскар… откуда такие мысли? И это после всех потраченных усилий! Выйди к нему, что ты теряешь? Мой кузен настроен очень серьезно. Он глубоко озабочен.

Уайльд (в своей стихии) . О, это лицо, которые умеют принимать англичане, мне хорошо знакомо. Сдвинутые брови, выражающие прямоту, глубокая озабоченность. Решая чью-то судьбу, они принимают вид торжественный и высоконравственный. Рассуждают о законах и принципах, а также о том, как неприятно делать то, что тебе диктуют обстоятельства. И после всей этой печальной серьезности, после скрупулезного взвешивания всех обстоятельств на весах справедливости — что же? — их решения всегда ведут к одному исходу. Что вы хотите, Англия! Все кончается виселицей! Вот и здесь: петля подогнана по шее, и шея эта — моя!

Артур (все стоит с бутылкой) . Сэр, мне налить?

Уайльд. Наливай. (Даже не повернул голову) . Ты никогда не спрашивал себя, почему на свете существуют Уиндхемы с этой печатью глубокой озабоченности на челе? Уиндхемы существуют только для того, чтобы стоять перед Асквитами, которые сделают все так, как считают нужным. (Стук в дверь, Моффат вкатывает вторую тележку) . Спроси хоть у мистера Моффата. Англичане… это, можно сказать, моя специальность. В Англии священник читает молитвы у подножия виселицы, а затем идет обедать с палачом. (Повернулся к двери, где рядом с Моффатом появилась Фиби) . Ага! Кажется, к нам пожаловал мистер Лобстер собственной персоной. (У Фиби на тележке стоит поднос под серебряным колпаком. На тележке Моффата — соусники и спиртовка) . И привела его к нам за клешню наша очаровательная Фиби.

Фиби. Вы очень добры, сэр.

Уайльд. Робби, пусть на эту девушку прольется золотой дождь! Сделаем благородное дело, возродим Фиби к новой жизни!

Фиби. Сэр…

Уайльд. Раз уж сами мы не можем быть счастливыми…

Росс. Оскар…

Уайльд…пускай хоть кто-то будет счастлив. Да, Фиби?

Фиби. Если вы насчет денег, сэр, то я не против.

Моффат (оторвавшись от приготовлений, с неодобрением) . Фиби!

Фиби. Извините, сэр. Я нечаянно. Я не хотела оскорбить мистера Уайльда.

Уайльд. Ты меня и не оскорбила.

Фиби. Спасибо, сэр. (Оба растроганы.)

Уайльд. Робби, открой же мое портмоне.

Росс. Нет. Я отказываюсь.

Уайльд. Ты поступаешь наперекор моему желанию?

Моффат. Сэр, можно подавать лобстера?

Уайльд. Нужно. Сейчас или никогда.

Моффат. Слушаюсь.

Уайльд. Разожгите огонь, и пусть он согреет наши сердца! (Моффат подносит спичку к серебряной спиртовке, которая зажигается с громким выхлопом) . Ну вот. Олимпийский огонь! Маяк надежды…

Моффат. Прикажете готовить соус?

Уайльд. Я в ваших руках, мистер Моффат. Ведите меня тропой излишеств!

Моффат. Как скажете, сэр.

Прислуга смеется, священнодействуя над блюдами, Моффат делает соус для лобстера. Уайльд подходит к Бози .

Уайльд. Бози, не хмурься, я прошу тебя. Ты же знаешь, я не могу спокойно переносить твой удрученный вид.

Бози. А с каким видом, по-твоему, я должен на все это смотреть?

Уайльд. С таким же, с каким смотрю на это я. (Вдруг возникло ощущение близости. Уайльд трогает его за руку) . Бози…

Бози. Оскар, ты моя жизнь, как я могу одобрить то, что не укладывается в голове! Эта обреченность. Ты как будто желаешь собственного падения, хочешь его приблизить. Ты вообразил, что твоя слабость овеяна поэзией, что ты принимаешь назначенное судьбой…

Уайльд. Ну-ну?

Бози. И в восторге от этой идеи! А для меня в ней нет ничего притягательного. Она означает только одно: ты утратил волю к борьбе. (Их разделяют какие-то сантиметры. Росс застыл. Прислуга занята делом) . В своих сочинениях ты любишь повторять: «судьба»! Боги низвергают человека в пропасть! Я хочу предостеречь тебя от ошибки. Есть жизнь и есть искусство, их не надо смешивать. Красивые идеи — это область литературы. В реальном мире им нет места. (Наклоняется к нему еще ближе, чтобы не слышала прислуга) . Эти мальчики… которые будут говорить в суде, что ты укладывал их в постель… кто они такие? Жиголо. Шантажисты. Отбросы общества. Почему суд должен им поверить? Откуда такая уверенность, что ты проиграешь дело?

Уайльд. Повторяю: мне безразлично, чем это кончится. Каким бы ни был вердикт, моя репутация уничтожена.

Бози. Ну конечно, какая удобная позиция. Это заговор! Случилось непоправимое, и ты тут ни при чем. Как просто! Во всем виноваты англичане. Англичане с их единственным желанием — снять с тебя скальп…

Уайльд (в отчаянии отходит) . Ах, Бози, Бози…