Дэвид Хэйр - Дыхание жизни

Фрэнсис. А вам не одиноко?

Мадлен холодно улыбается.

Мадлен. Нет, я ничего о нем не слышала, и нет, он мне не пишет. С чего бы ему мне писать?

Фрэнсис. Я подумала, может, вы поддерживаете связь.

Мадлен. Мартин никогда не писал писем, насколько я знаю. Он нацарапывал маленькие записочки.

Фрэнсис. Да.

Мадлен. Только изредка, такие маленькие желтые клеящиеся листочки. «Мне надо идти. Мартин». «Пока». «Насчет прошлой ночи: прости, я никогда больше так не буду». Но чтобы целое письмо — нет, никогда. А вам он писал?

Фрэнсис. Ну, ему этого и не требовалось, верно? (Фрэнсис делает несколько шагов, проходя дальше в комнату) . Да и сейчас я не бросаюсь каждое утро проверять почту в надежде увидеть штемпель из Сиэтла, если вы об этом спрашиваете.

Мадлен. Нет?

Фрэнсис. Вовсе нет.

Мадлен. А ему там разрешили практиковать?

Фрэнсис. Думаю, да.

Мадлен. Это ведь как водительские права? Его делом можно заниматься в любой стране.

Фрэнсис. Честно говоря, не знаю.

Мадлен. А разве их законы не отличаются от наших?

Фрэнсис. Думаю, они относятся к законам серьезнее, чем мы.

Мадлен. Да, и законов у них намного больше, и вообще все американцы постоянно околачиваются в судах.

Фрэнсис. Как будто там им могут чем-то помочь. В этом-то вся разница. Они убеждены, что закон на их стороне.

Мадлен. А мне кажется, они просто любят всегда выигрывать.

Фрэнсис. Думаете, в этом все дело?

Мадлен. Конечно. Им нравятся полновесные победы. Что же до судов, то это место ничем не хуже других. (Мадлен уже не так напряжена, она становится мягче) . Как вы думаете, Мартин поэтому туда поехал?

Фрэнсис. Нет, не думаю.

Мадлен. Тогда из-за общественного положения?

Фрэнсис. Тоже вряд ли.

Мадлен. Может, он все же хотел занять определенное положение в обществе. Ведь там юристы все равно, что священники. Я имею в виду, в Америке. Возможно, он потому туда и уехал? Может, ему казалось, что там он сумеет оказаться в самой гуще событий?

Фрэнсис. Мартин…

Обе улыбаются, не веря в вероятность последнего предположения.

Мадлен. Знаете, мне всегда режет глаз…

Фрэнсис. Что?

Мадлен. Когда читаешь в газетах: «Было унесено столько-то жизней американцев…»

Фрэнсис. О, да.

Мадлен. Их политики любят использовать этот тон в целях шокотерапии. «Сложившаяся ситуация угрожает жизням американцев». Как будто жизни американцев по определению чем-то отличаются от жизней всех других людей, словно они принадлежат к какой-то другой категории жизни…

Фрэнсис. Но они-то сами в это верят.

Мадлен. Да, так они устроены. Раз они богаче, чем кто бы то ни было, они уверены, что их переживания более значительны. (Мадлен энергично трясет головой) . Господи, а как они себя ведут в ресторанах!

Фрэнсис. И как они себя ведут?

Мадлен. Даже здесь, на этом острове, их всегда особенно слышно в ресторанах…

Фрэнсис. Кого?

Мадлен. Американцев.

Фрэнсис. А-а.

Мадлен. «А этот цыпленок с кожей?» К чему все это?!

Фрэнсис. Не знаю.

Мадлен. Они всего всегда боятся. Просто до ужаса. Знаете, что им ответил официант?

Фрэнсис. Понятия не имею.

Мадлен. «Нет, у этого цыпленка никогда кожи не было. Он, бедный, всегда по ночам дрожал в курятнике, одно мясо да перья. Очень боялся добавить лишнюю калорию в рацион какого-нибудь американца».

Фрэнсис. Так и сказал?

Мадлен. Может мне кто-нибудь объяснить: какая здесь связь? Как это взаимосвязано? Самые влиятельные люди в мире, оказывается, всего боятся…

Фрэнсис. Может быть, именно потому.

Мадлен. Они жутко боятся рисковать. (Мадлен говорит очень экспрессивно, как бы подводя итог.) Ведь это жизнь, из которой выпотрошили все живое!

Фрэнсис. А может, они больше других чувствуют, что им есть что терять.

Мадлен смотрит на нее укоризненно.

Мадлен. Нет, не больше.

Фрэнсис. Ну конечно же нет.

Мадлен. Они умрут, как и мы.

Фрэнсис. Да, верно. (Фрэнсис слегка хмурится) . Хотя не совсем.

Мадлен. Ну, может, в них будет воткнуто на несколько капельниц больше…

Фрэнсис. Я это и имею в виду…

Мадлен. Да, и разных мониторов побольше… Они будут подпрыгивать на своих кроватях, как резиновые мячи, когда в них будут тыкать электродами. Возможно, они протянут на пару недель дольше, в полубессознательном состоянии, неся всякую бессмыслицу. Их будут припарковывать на каталках у просторных лабораторий. Да, все это у них будет. Им достанутся последние достижения электроники. Смерть будет отсрочена, но и им не будет в ней отказано. И в конечном итоге, они потеряют то же, что и мы. (Мадлен с горечью качает головой.) Верьте мне на слово.

Фрэнсис. Согласна, верю. (Фрэнсис улыбается) . Похоже, вы много об этом размышляли.

Мадлен. О чем?

Фрэнсис. О смерти.

Мадлен. Мне кажется, это не должно вас удивлять.

Фрэнсис смотрит на нее непонимающе.

Мадлен. Оглядитесь вокруг. Это же остров Уайт — уже по одному только названию белый и прекрасный.

Фрэнсис. И что же?

Мадлен. Вы разве не обращали внимания? На южном побережье Англии все только и заняты тем, что ухаживают за своими садиками и потом умирают. Это все, чем мы занимаемся. Как в едином порыве. Все тащатся на юг и там испускают дух. Так что этот остров вовсе не белый и не прекрасный. Остров Блэк, черный остров смерти — вот как я называю это место.

Френсис согласно кивает.

Фрэнсис. А помните, когда я только вошла…

Мадлен. Что?

Фрэнсис. Нет, это даже интересно.

Мадлен. О чем вы?

Фрэнсис. Я тогда еще подумала… Я, как только вошла, подумала — помните, что вы мне первое сказали?

Мадлен. Нет.

Фрэнсис. Вы не помните, что сказали?

Мадлен. Да нет же.

Фрэнсис. Самое первое, что вы тогда сказали: «Надеюсь, я еще не так стара ». Вы сразу заговорили о старости.

Мадлен. А, понятно. Ну да, я же забыла, это ведь заметки для вашей книги, не так ли?

Фрэнсис. Вовсе нет. Я так просто говорю.

Мадлен. Но ведь вы все запоминаете. Как глупо с моей стороны. Эта встреча так важна для нас обеих, но, оказывается, я ошибалась, думая, что мы просто поговорим…