Дэвид Хэйр - Залив в Ницце

Валентина.　А это уже в большей степени касается стиля. Вы это хотите сказать?

Помощник. Нет-нет… то есть, не совсем… (Теперь он улыбается более уверенно) . У нас есть косвенные доказательства. Ведь можно предугадать ход мыслей тех, кто занимается подделками. Естественно, мы не спешим с выводами… Но Матисс умер совсем недавно, всего два года назад. И если бы кто-то попытался — как бы это сказать? — прощупать обстановку, то сейчас был бы просто идеальный момент. Подделок обычно бывает несколько, целые циклы.

Валентина.　И это была бы первая.

Помощник. Именно. (Он смотрит на Софью) . Ведь эти жулики обычно просто не могут устоять перед соблазном. Когда им что-то начинает удаваться, они уже не в состоянии остановиться.

Валентина.　Чем не слишком отличаются от самих художников. Конечно, за исключением самых великих.

Помощник. Врен-Люка подделывал рукописи от имени Юлия Цезаря, апостола Павла и Жанны д’Арк. Такое невероятное разнообразие! Но, к счастью для нас, это единичный случай.

Валентина.　А что говорят искусствоведы?

Помощник. Да, несколько искусствоведов картину уже видели.

Валентина.　И что же?

Помощник безнадежно качает головой .

Помощник. С ними всегда одно и то же: бесконечные прилагательные, эпитеты. И все очень субъективно: «Сверхдекоративно». «Излишне пластично». «Чересчур холодно». «Недостаточно текуче». Для одного человека это значит одно, а для другого — совершенно другое. (Он делает паузу) . Поэтому мы решили пригласить человека, лично знавшего художника.

Валентина пожимает плечами в ответ на последние слова.

Валентина.　 Очень многие были знакомы с ним лично. Кажется, он даже сам бывал в этом музее.

Помощник. Да, насколько мне известно. Перед войной. Для нас это была большая честь.

Валентина.　Так что же с картиной?

Помощник. Считается, что вы чувствуете его настроение .

Валентина.　И эксперты разделяют это мнение?

Помощник. Честно говоря, не совсем…

Валентина улыбается, видя, что оказалась права.

Профессор Сатаев был категорически против того, чтобы вас приглашать. Он утверждает, что сам уже установил подлинность картины. Научными методами.

Валентина.　 (Иронично) . Тогда в чем дело?

Помощник. Но если он ошибается, то возникла бы крайне неловкая ситуация.

Валентина. Для кого неловкая?

Небольшая пауза .

Для кого?

Помощник нервно смотрит на Софью .

Вы хотите сказать, для начальства?

Помощник. Возможно. Да. Для всех.

Валентина. И тогда решили позвать добрую волшебницу.

Валентина улыбается. Софья смотрит на Помощника. Она чувствует себя неловко.

Помощник. Как вам известно, сам Матисс был несколько одержим этой же проблемой. Он ходил и проверял, что продается за его подписью. По иронии судьбы, те письма, что он писал для подтверждения подлинности картин, теперь сами стоят громадных денег. Продаются по три тысячи рублей. Мы думаем, некоторые из них уже были подделаны. (Улыбается) . Все эти махинации уже совершенно вышли из-под контроля!

Валентина. Он пришел бы в ужас.

Софья. (Хмурится) . Так что вы в конце концов решили?

Помощник. Вы понимаете, существуют разные методы анализа. Но по своей природе это все анализы на отрицание. Мы можем установить, если это не Матисс. Не его период, не его краски, не его техника письма и так далее. И если все эти исследования дают отрицательный результат, мы вынуждены признать, что работа подлинная. Так сказать, отсутствие опровержения служит подтверждением. Но никто никогда вам точно не скажет: «Это совершенно определенно он !» Если только… (Он делает паузу) .

Софья. Если только что?

Помощник. Если только не найдется кто-то… ну, не знаю… кто-то, кто очень хорошо знал его лично.

Пауза. Кажется, что Валентина безразлична к разговору и думает о чем-то своем.

Софья. Понятно.

Валентина. Моя дочь тоже занимается живописью.

Помощник. Правда? Боюсь, я не знаком с вашими работами.

Софья. Мама преувеличивает. Я всего лишь дилетант.

Валентина. Она даже попыталась нарисовать солнце.

Софья. Мама, ну перестань!

Валентина. Солнце передать невозможно. Сезанн говорил, что солнце можно изобразить, но не воспроизвести. А она вот пытается доказать, что Сезанн ошибался.

Софья. Да, но я это делаю просто для собственного удовольствия.

Валентина. Удовольствия!

Софья. Да, я рисую для себя. И не собираюсь состязаться с великими художниками. Ты считаешь, все хотят быть Сезаннами. А кому это надо?

Валентина. Ты должна стремиться стать Сезанном. А иначе зачем вообще рисовать?

Софья. Просто для удовольствия!

Валентина. Все это чепуха. Живописи надо учиться. Как любому другому делу. Зачем идти напролом и игнорировать то, что было достигнуто другими?

Софья. А я думаю иначе. По-моему, вопрос не в этом.

Валентина. А в чем же?

Софья. Я рисую, просто чтобы… (Она запинается, затем продолжает неуверенно, словно заранее чувствуя, насколько неубедительно прозвучат ее слова) …чтобы показать окружающий нас мир.

Валентина делает жест, подтверждающий ее правоту.

Валентина. Вот поэтому она никогда ничего не добьется! То, чем ты занимаешься, называется «фотография». О Пикассо говорили, что он не умел рисовать деревья. Но они все ошибались. Он рисовал деревья, когда ему было восемь лет. Ему это быстро надоело, и сами деревья его уже мало интересовали. Но он умел передать то, что люди чувствуют , глядя на дерево. А это дорогого стоит. В конце концов, живопись призвана передавать различные оттенки, свойства чувства. Поэтому ты никогда не станешь настоящим художником.

Помощник попеременно смотрит на каждую из женщин, явно испытывая неловкость. Однако Софья остается невозмутимой.

Софья. (С покойно) Ну, не знаю.

Помощник. Мне трудно судить, я всего лишь ученый. Моя стихия — каталоги.

Софья. Конечно, конечно.

Помощник. А Матисс — это безумно сложная тема. Хотя, честно говоря, я давно не видел его работ. Но они мне нравятся. В сущности, я их очень люблю.

Софья. Тогда женитесь!

Помощник. Простите, что?

Софья. Да нет, это я просто…

Софья и Валентина улыбаются общей шутке.