Николай Вирта - В одной стране: Заговор обреченных, Три года спустя [Пьесы]

В этот предвечерний час в клубе немного людей. Около балюстрады, справа от входа, сидят за разными столиками спинами друг к другу пан Бочек и пан Кочек. Попыхивая трубочками, они читают газеты и пьют пиво. Оба они кругленькие, седенькие, плешивенькие и румяненькие, в старомодных костюмах. Пан Бочек носит седые усы, свирепо смотрящие в небо, а у пана Кочека, напротив, усы длинные, отвислые. Судя по взглядам и жестам, они полны друг к другу неистребимой ненависти. В отдалении от них читает газету, изредка посматривая на безмолвно враждующих стариков, Мичо Кристич, краснолицый мужчина с гривой пышных, рано поседевших волос.

Кельнер Янек Свидло, человек тощий, высокий, с узким лицом, возится у стойки.

Бочек (повелительно) . Янек Свидло, осеннего!

Янек (сухо) . Слушаюсь, пан Бочек.

Кочек. Мне весеннею, друг Янек.

Янек наливает кружку и ставит ее на стол Бочека, подчеркивая, что для него все клиенты равны.

Бочек (отхлебнув пива) . Отвратительное пиво, Янек Свидло, не то что во времена (подчеркнуто) той республики, когда у власти стояли люди, понимавшие толк в нем. Жидкое и горькое пиво! И жизнь горькая. Нет устойчивости, все старое объявлено плохим, но что хорошего в их новом? Все ломается, а что строится?

Кочек. Социализм! Социализм!

Бочек (не слушая, словно это не слова, а пар) . Янек, я снова, как все эти три последних года, повторяю: они погубят страну! Если это социализм, то что же будет при их коммунизме?

Янек (с иронией) . Не слишком ли пессимистически вы смотрите на жизнь, пан Бочек? (Идет к стойке, наливает пиво и несет на стол Кочека.)

Кочек (пробует пиво) . Отличное пиво, друг Янек, и отличная жизнь. Мы строим счастье. Для кого? Для себя! Это и называется нашим социализмом. Посмотрите на эту картину! Мы соединяем каналом две реки — Виру и Куусорту. Мы выходим к морским просторам! Мы выходим в большой мир! Нам мешают. Кто? Янек, я снова, как все эти три последних года, повторяю: министр общественной безопасности Макс Вента слишком либерален с реакционерами. А они — вы слышали? — хотят вернуть нас к проклятому прошлому. Все ломается? Правильно! К чорту вонючий хлам, отравляющий воздух даже здесь. Мы идем к великой цели, и да здравствует солнце над нами и нашими друзьями!

Янек (одобрительно) . Не слишком ли оптимистически вы смотрите на жизнь, пан Кочек?

Кристич. Кельнер, осеннего и весеннего.

Янек. Слушаюсь. (Ставит две кружки на стол Кристича.)

Кристич. Забавные старики.

Янек (вполголоса) . Пан Бочек — механик, пан Кочек — учитель. Оба пенсионеры. Знают друг друга с пеленок. Двадцать лет дружбы и доброго соседства, пока не вмешалась женщина.

Кристич. Это началось с Адама.

Янек. Ту женщину как раз и звали Евой. На ней женился пан Бочек, но через год она ушла к пану Кочеку.

Кристич. Мораль: женившись на красотке, держись подальше от холостых приятелей.

Янек (с тяжким вздохом) . Истина, истина, — сам пострадал на этом. Через два года пани Ева умерла, выпив домашнего пива. С тех пор пан Кочек не перестает обвинять пана Бочека в том, что это он отравил Еву, а пан Бочек на весь белый свет кричит, что пани Ева умерла от побоев и голода. (Доверительно, с доброй усмешкой.) Они ссорятся, притворяются врагами, личными и политическими, и не могут жить друг без друга. Когда заболел пан Кочек, пан Бочек сходил с ума. Когда пан Бочек уехал к родственникам, пан Кочек не находил себе места… Но — принцип!.. Эхе-хе!

Раздается перезвон колоколов. Это окончилась вечерняя служба в аббатстве святой Станиславы.

Пан Бочек осеняет себя крестным знамением, пан Кочек демонстративно надевает котелок. Кристич усмехается, а Янек невозмутим.

Кристич. Отец Петр Мрачек попрежнему настоятель аббатства святой Станиславы?

Янек. Святой жизни человек и патриот. Вы знаете его?

Кристич. Да, но не видел его десять лет.

Янек (почтительно) . Десять лет! Тяжело они достались отцу Петру. Кардинал Бирнч терпеть его не мог за преданность демократии. Этот мерзавец плохо кончил. Двадцать лет каторги, почтеннейший, двадцать лет!

Кристич (весело) . Крепко! За что же?

Янек. Три года назад он был одним из лидеров путчистов, которыми руководила Христина Падера. Ее расстреляли.

Кристич. Вот этого я не знал. Ведь я четыре года высидел в концлагере Тито.

Янек. Так вы из Югославии?

Кристич. Чудом спасенный и принятый в объятья вашим народом.

Янек. Гм… Бывает…

Кочек. Долго вы терпите своих предателей. К чертям всех реакционеров!

Бочек (шипит) . Изверг! Марат!

Кочек. Ну, почтеннейший, как там у вас в Югославии?

Кристич. Да ведь вы сами знаете: хуже и быть не может.

Бочек. Милости просим. Мы любим всех бежавших из любого концлагеря, устроенного любым диктатором.

Кочек (свирепо) . О, мы любим и диктаторов. Мы готовы лизать пятки янки, которые упрятали в концлагерь Европу и хотят туда же упрятать нас. Ну, нет!

Кристич. Пожалуй, я пройду в аббатство.

Янек (холодно) . Как угодно, но отец Петр каждую субботу после службы заходит в клуб сыграть партию в шахматы. В этом доме была таверна «Золотой Лев». Мы сделали из нее клуб для строителей канала и окрестных фермеров. Здесь осуществляется великий союз рабочих и крестьян.

Кристич. Ого! Да вы марксист!

Янек. Коммунист!

Кристич. И тем не менее — всего-навсего кельнер?

Янек (с достоинством) . Сотрудник клуба, ответственный пост. Со строительства доносится могучий, низкого тома гудок. Кончилась дневная смена на канале, и кончаются работы на полях. Я должен приготовиться к встрече гостей. Вам ничего не угодно?

Кристич. Спасибо, нет.

Входит Магда Форсгольм. Лицо ее строгое, брови нахмурены, вся она собранная, точно приготовившаяся к бою.

Кочек. Э-э, и Магда Форсгольм сегодня в гостях у нас! Как твой Ханс, девочка?

Магда (рассеянно) . Спасибо, здоров. Как вы, пан Кочек?

Кочек. Хочу отказаться от пенсии, Магда, и снова — в школу. Стыдно бездельничать, когда все работают с таким энтузиазмом. Буду учить твоего Ханса.

Янек. Что вы, пан Кочек! Ему всего-то два годика.

Кочек. Э-э, Янек, мы стареем, а они, знай, тянутся. Годы бегут, дети растут, взрослые тоже не стоят на месте. Три года назад Магда Форсгольм была совсем девочка — отважная, храбрая, партизан, но девочка. А теперь? Видный партийный функционер, член окружного комитета партии!