Акоп Паронян - Высокочтимые попрошайки
- Название:Высокочтимые попрошайки
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советакан грох
- Год:1982
- Город:Ереван
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Акоп Паронян - Высокочтимые попрошайки краткое содержание
Сатирическая повесть «Высокочтимые попрошайки», написанная в 1888 г., по существу, представляет собой драматическое произведение, переделанное в прозу. Определяя идею своей повести, Акоп Паронян говорит, что он создал её «из желания показать грядущим поколениям плачевное бытие интеллигентов: нашего времени и ужасное равнодушие толстосумов к национальной культуре».
Акоп Паронян (1843–1891) — крупнейший армянский писатель-сатирик, внёсший значительный вклад в развитие критического реализма в армянской литературе, автор комедий «Восточный дантист», «Льстец», «Дядя Багдасар», «Приданое» и др., в которых высмеяны пороки современного ему буржуазного общества.
Высокочтимые попрошайки - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
— Не дай бог… Но поскольку люди вашего разряда давно уже все снялись и продолжают сниматься, вам также необходимо сняться… Ведь если кто-либо попросит у вас вашу фотографию, а вы в ответ признаетесь, что ещё не снимались…
— Ну что будет?
— Что будет?
— Да. Отберут у меня мои земли?
— Ни в коем случае.
— Угонят коров, овец?
— Никогда. Но вы прослывёте, простите, за тёмного человека, за мракобеса, и не будет уже к вам того уважения…
— Понимаю… Значит, каким же должен быть мой портрет, чтобы никто не сомневался, что я человек не маленький? Ведь ты сказал, что маленькие люди тоже снимаются.
— Во-первых, ваш портрет должен быть большим, а во-вторых, я посоветовал бы вам сняться, сидя в кресле.
— Мне нужно одеться во всё новое, да?
— Да.
— Надену и часы, конечно?
— Непременно.
— Стало быть… я курю трубку, двое моих слуг вытянулись против меня в струнку, третий стоит позади, держит мою лошадь…
— Вот, вот.
— Надо бы ещё что-то придумать, чтобы вид у меня был ещё лучше.
— Не переборщить бы.
— Или вот что: я распекаю своих слуг, гоню их в три шеи… Разве нельзя показать, как я это делаю? Или, скажем, я порю кого-то. Или, к примеру, кричу на моего приказчика. «Неслух! — кричу, — сколько раз я тебе приказывал, чтоб ты не обижал моих работников, с коровами моими ладил, пахал и сеял вовремя!.. И коли ты не делаешь, что велю, я отказываю тебе от места!» А приказчик вытирает платком глаза, валяется у меня в ногах, говорит: «Ради детей моих простите мне мою вину, всю жизнь я ваш хлеб ем, вы мой благодетель, но вспомните, как я на руки вас брал, и подбрасывал, и на плечи себе сажал…». Вы разве не могли бы поместить на моём большом портрете и что-то вроде этого тоже?
— Завтра поразмыслим… Сейчас самое время продолжить нашу вчерашнюю историю… Едва, значит, Мелкон-ага увидел меня…
— Или же так: я лежу на спине, а мои слуги втроём стягивают с меня панталоны…
— Как подбежал ко мне и…
— Нет, я смотрел бы ещё благородней, если б на портрете курил наргиле…
— Прибежал ко мне и говорит: «Если сегодня мы не потрудимся хорошенько, в квартальный совет, уж я-то знаю, неугодных нам людей изберут»…
— Наргиле… длиной в десять локтей такая вот кишка…
— О кишке поговорим завтра, Абисогом-ага, завтра. Дайте мне. досказать мою историю!.. И Мелкон-ага потащил меня за собой в нашу национальную читальню. Там, как всегда, несколько молодых людей играли в карты…
— Была бы кишка немного короче, на портрете она получилась бы красивей…
На своём веку я его раз наблюдал, как два человека, разговаривая, всё время перебивают друг друга, и при этом каждый стремится высказаться первым. Да, сто раз, причём девяносто восемь раз, за исключением, следовательно, всего двух случаев, — в Национальном депутатском собрании. Разговор между Абисогомом-агой и Мануком-агой был, таким образом, уже сто первым подобным случаем, и меня подмывало сказать им обоим: «Да не прерывайте же вы друг друга, чёрт вас побери!» Но поскольку эти мои слова обычно причиняют людям обиду, я решил держать нейтралитет и молча дожидаться конца словопрения, которое в Национальном депутатском собрании почти всегда завершается потасовкой…
— Вы правы, — сказал Манук-ага, — наргиле с короткой кишкой выглядят куда приличней… Но люди… Да, я хочу сказать, что люди, которых мы выбираем, непременно должны быть хорошими.»
— А ты в них разбираешься?
— Я-то разбираюсь, но ведь этого мало, выбирают же голосованием.
— Голосованием?
— Да, согласно конституции выбирают голосованием.
— Что ты несёшь, братец? Значит, без этого твоего голосования ты не сможешь выбрать мне наргиле?
— Мы говорим о выборах в квартальный совет.
— Откуда ты выкопал этот совет?.. Речь шла о наргиле!
— Не сердитесь, Абисогом-ага, пусть будет по-вашему.
— Чего мне сердиться? Да ты что!.. Завтра же пойдём купим с тобой одну штуку — и всё.
— Ладно, купим.
В этот момент дверь приоткрылась, и в отверстии показалась голова женщины.
Звали эту женщину Шушан, и была она свахой. Мастерица женить и выдавать замуж, она находила для лиц мужского пола невест, а для лиц женского пола — женихов и, соединив их брачными узами, получала причитающуюся ей за труды плату. Налаживала иногда и бракоразводные дела, и опять же, понятно, не без корысти.
Шушан тридцать шесть лет, если спросить её, а если спросить меня, имеющего обыкновение к названному женщиной количеству её лет прибавлять десяток, то сорок шесть. Лицо длинное, почти чёрное, усеяно оспинами; добрую половину физиономии составляет челюсть, над которой выдаётся большой, довольно сложной конфигурации нос; глаза маленькие, чёрные, непрерывно бегают по сторонам; лоб — шириной в два пальца.
Госпожа Шушан просунулась с дверь и, войдя в комнату, сказала:
— Если разговор у вас секретный, я выйду.
— Нет, — ответил Манук-ага, — разговор о квартальном совете.
— Да провались он к чёрту, ваш квартальный совет! — неожиданно вспыхнула госпожа Шушан и, с достоинством повернув голову в сторону Абисогома-аги, сделала несколько шажков вперёд и села в кресло.
— Милости просим, сударыня, — сказал Манук-ага.
— Рада видеть вас… Поздравляю вас с приездом, Абисогом-ага! Как нашли вы наш город? Поглядели уж, понравился он вам?
— Понравился, очень хороший.
— Неспроста, наверно, в этих краях оказались? — спросил Манук-ага. — Опять обручение чьё-то? Или нет?
— Пришла в соседний дом, дай, думаю, и к благоверной Манука-аги забегу… Дочь госпожи Антарам за сына вашего соседа выдать хочу, дело было почти что устроено, однако госпожа Марта, которая хотела б, чтобы он женился на её дочери, наговорила парню на дочку госпожи Антарам, тот и охладел малость… Вот я и пришла поговорить, убедить мальчишку, но не застала его, придётся мне и завтра прийти.
— Может, вы и для нашего Абисогома-аги девушку найдёте?
Абисогом-ага улыбнулся.
— Супруга ваша сообщила уж мне внизу, что Абисогом-ага ещё холост. Я, признаться сказать, потому и взошла сюда, — ответила госпожа Шушан и вытерла белым платком нос.
— У меня, точно, есть в голове мысль… намереваюсь… — сказал Абисогом-ага и, встав, протянул госпоже Шушан сигару.
— Коль скоро намерены, мы и для вас могли бы подходящую девушку выискать. Лет двадцать уж, как женитьбами да замужествами занимаюсь, всех невест наперечёт знаю… Какую же девушку хотели бы вы? Я должна это знать, ваша милость.
Манук-ага, видя, что между Абисогомом и свахой завязывается важный для них разговор, встаёт и незаметно выходит, отложив свою неоконченную историю до следующего раза.
— Хочу красивую, — ответил Абисогом-ага и засмеялся!
— Знаю, что красивую хотите… Однако чтобы и богатая была?
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: