Пиркко Сайсио - Бесчувственность

Марко: О чем это ты? Конечно, так и будет.

Милва: Почему ты хочешь жениться на мне?

Марко: Почему на тебе? Черт возьми, потому что ты моя.

Милва: Что значит — твоя?

Марко: С тобой я чувствую себя свободным. Ты не кричишь и не требуешь обещаний, как другие. Ну разве что вот только сейчас.

Милва: Тогда расскажи-ка мне о своем лучшем сексе, когда это было и с кем?

Марко: Прекрати, здесь же люди.

Милва: С кем?

Марко: С тобой.

Милва: Ты обещал, что будешь откровенным. Я не буду ревновать.

Марко: С тобой.

Милва: И когда?

Марко: Говори тише! В тот раз, когда ты фотографировала меня. Это было неожиданно.

Милва: Я увеличила одну фотографию и подарила ее твоей матери. На ней только лицо. Она сказала — ты на ней такой задумчивый…

Марко: Возможно, я тогда о чем-то думал.

Милва: О чем?

Марко: Откуда я помню. Может быть о том, как… как возбуждает… когда кто-то смотрит, словно подглядывает в глазок. Ведь в камере тоже есть линза.

Милва: Скажи, ты врал мне? Сегодня вечером?

Марко: А ты?

Милва: Я первая спросила.

Марко: Это ни о чем не говорит.

Милва: Хорошо. Будем тянуть жребий. Кто вытащит короткую спичку, тот отвечает первым.

Марко: А если я не врал?

Милва: Ложь есть всегда. Большая или маленькая.

Марко: Я тащу? Хорошо. Короткая. Это короткая?

Милва: Короткая. Ты первый.

Марко: Хорошо, хорошо. Дай мне подумать.

Милва: Будь откровенен.

Марко: Ладно, хорошо. ПризнаЮсь, что соврал, когда сказал, что мой отец — единственный, кто хочет поскорее нас поженить.

Милва: Я так и знала.

Марко: Знала что?

Милва: Я знала, что ты тоже этого хочешь.

Марко: Чего?

Милва: Ты хочешь привязать меня к себе. Но не хочешь, чтобы я на тебя смотрела. Ты хочешь сам смотреть на меня, я знаю, я чувствую, но ты зачем-то пытаешься скрыть это.

Марко: Это что, противоестественно?

Милва: Нет, это убивает естественность.

Марко: Я не понимаю тебя. То есть совсем не понимаю. Я имел в виду маму.

Милва: Маму? А при чем здесь она?

Марко: Это мама хочет, чтобы мы поскорее поженились.

Милва: Зачем?

Марко: Она хочет избавиться от чувства вины. Ей кажется, что она зависит от меня.

Милва: А-а.

Марко: То есть нет. Она боится, что слишком зависит от своих близких, что чересчур привязана ко мне. Хотя нет, она просто боится, что кто-нибудь заметит эту ее привязанность.

Милва: Что ж, ясно.

Марко: Теперь твоя очередь рассказывать.

Милва: А, ну да. Я соврала тебе… ну что ты снова уставился?

Марко: Ах да, прости.

Милва: Так вот. Именно об этом.

Марко: О чем? О чем?

Милва: О том, что мне не нравится, когда ты смотришь на меня, потому что ты, якобы, высматриваешь во мне недостатки.

Марко: Ну и?

Милва: Ну… на самом деле я так не думаю. Я соврала тебе.

Марко: Понятно. Ну и зачем же тогда?

Милва: Зачем-зачем? Да ни зачем.

Марко: Ты уходишь от ответа. Почему я не могу смотреть на тебя?

Милва: Потому что, я боюсь…

Марко: Боишься? Чего?

Милва: … что ты ничего не увидишь.

Туула опускает кусочки мяса в кляре в кипящее масло.

Входит Сеппо в кальсонах.

Туула: Ты палочки на стол положил?

Сеппо: Положил.

Туула: А себе взял вилку?

Сеппо: А себе взял вилку.

Туула: Сеппо:, черт возьми! Ты посмотри на себя! Иди, сейчас же оденься.

Сеппо: Они еще не пришли. А даже если бы и пришли.

Туула: Ты в своем уме? Прекрати сейчас же. Иди, наконец, оденься.

Сеппо: Я хочу тебя. Сейчас же, и сзади. Тебе понравится.

Туула: Ты что?! Я же готовлю. И с чего ты решил, что мне понравится?

Сеппо: Только представь себе: дряхлый, но еще вполне годный кобель хочет трахнуть старую суку. По закону эволюции мне нужна, конечно, молодая сучка. Ведь я-то еще пригоден для воспроизводства, а вот ты уже нет.

Туула: Ты салфетки разложил?

Сеппо: То-то и оно.

Туула: Разложил, я спрашиваю?

Сеппо: Вот если бы мы жили по-настоящему, я бы разложил тебя прямо сейчас. На столе. Если бы у нас была комната в коммуналке, где-нибудь на окраине города, а не квартира в центре Хельсинки. Я бы трахнул тебя. И ты была бы довольна.

Туула: Ты к бабуле вечером заходил?

Сеппо: И это называлось бы любовью, а не семейным насилием.

Туула: Ты заходил к бабуле?

Сеппо: Моя жизнь угасает. Уходит сквозь пальцы, как песок. Знаешь, почему мне нравится бывать в Брюсселе, хотя меня тошнит от французского языка? Я не понимаю этот чертов язык. И не хочу понимать. Зачем он мне? У меня есть свой язык, и мне этого вполне достаточно. Но мой язык умирает. Так же как и я.

Туула: Ты что пьян?

Сеппо: Так вот о Брюсселе — там живут женщины, португалки и итальянки. Они работают секретаршами. И еще испанки-секретарши. Ох! От них исходит такой запах — амбре! Какое красивое слово. Чувствуешь? Амбре.

Туула: Бабуля звонила.

Сеппо: Вот как. Интересно, кто же научил ее вставлять палец в нужные дырочки?

Туула: Сама. Ты недооцениваешь ее способности.

Сеппо: Да, наверное…

Туула: Она говорит, ты теперь часто бываешь у нее. Даже очень часто.

Сеппо: Захожу, когда успеваю.

Туула: Она говорит, ты приходишь и угрожаешь ей.

Сеппо: Я угрожаю? Бог ты мой, да откуда она это взяла?

Туула: Это ее слова. Она говорит, ты грозился сломать ей пальцы.

Сеппо: Какого черта!

Туула: Я только цитирую. Она говорит, что ты нес какую-то чушь про деревья и кусты, но она поняла, что это лишь сравнение. Так она утверждает. Что на самом деле ты говорил о ней, и что ты хочешь ее убить.

Сеппо: Туула…

Туула: Ну?

Сеппо: Есть ли у человека душа?

Туула: Подай мне, пожалуйста, Кетьяб Манис. Вон та маленькая бутылочка.

Сеппо: Эта?

Туула: Нет, не эта. Рядом, следующая. Ага. Спасибо

Сеппо: Туула!

Туула: Ну?

Сеппо: Что бы ты сказала, если бы узнала… если бы я рассказал, что я изменил тебе.