Laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

— Снейп, ты сейчас же расскажешь мне, что ты с ней сделал — немедленно!..

— По-моему, я не дал ей сломать шею, — сказал Северус, но голос его дрогнул, а разомкнуть объятия, выпрямиться и презрительно фыркнуть и вовсе не получилось. Хотя и хотелось. Но мысли продолжали разбегаться... из-за этого проклятия Лили едва его не поцеловала, и каким же убожеством он себя чувствовал — как последняя сраная размазня...

— Я хотела, чтобы ты от меня отвязался, Поттер! — сказала Лили гневно. — Если кто со мной что и сделал, так это ты! Все нервы мне истрепал! Да сгинь ты уже наконец!

— Но ты же его ненавидишь! — вскричал Поттер — словно и сам был уже на пределе. — Помнишь, как он тебя назвал? Да как ты вообще можешь с ним разговаривать — и вести себя, как... как...

— Ты ничего о нас не знаешь! — в сердцах возразила Лили. — И никогда не знал! Отстань от нас, Поттер!

С этими словами она схватила Северуса за руку и потащила за собой — он все еще не пришел в себя, но успел заметить, как сверху с лестничной площадки на них таращился Петтигрю... Поттер замер столбом — все на той же ступеньке, а потом протянул к Лили руку и даже шагнул вперед, но так за ними и не последовал, и на лице его застыло выражение растерянности и... боли.

Северусу казалось, что у него вырывают сердце... ебаный пиздец, если бы не это проклятие, на месте Поттера был бы он сам...

Пальцы Лили словно прожигали предплечье — даже сквозь одежду.

Он позволил ей протащить себя по череде коридоров до крытого перехода, затем поднялся вслед за ней по черной лестнице в ту башню, где проводились занятия по прорицаниям, и зашел в пустую классную комнату. Там кто-то вволю порезвился — нагромождения парт напоминали постмодернистские сооружения; в воздухе пахло плесенью и запустением. Сквозь маленькие окошки высоко наверху сочился тусклый и анемичный свет.

— Мы на месте, — она пинком закрыла дверь и заперла ее заклинанием, так и не отпустив при этом Северуса; наоборот, по дороге она взяла его за руку, переплетая свои пальцы с его.

— Не могу, правда, ручаться, что они нас не найдут, — сказала она. — У них есть эта карта, которая показывает, кто где находится...

Он сильнее стиснул ее ладонь — уж слишком мерзкое оказалось открытие. Прорычал:

— Так вот что это было такое...

Внезапно ему вспомнился ее сынок и его "просто кусок пергамента". Так вот почему эти обмудки всегда так легко его находили...

— Они ничего тебе не сделают — я им не позволю, — пообещала она. Ее решимость казалась такой чистосердечной, а в глазах светилась столь же искренняя вера, и Лили по-прежнему держала его за руку. И это все — из-за проклятия, только из-за проклятия.

— Слова истинной гриффиндорки, — ни на что другое его уже не хватило. Просто поразительно — у него душа разрывалась на части, а голос звучал почти как обычно.

Она улыбнулась — так тепло, и нежно, и радостно.

— Ты ведь тоже никому не дашь меня в обиду, — произнесла Лили как нечто само собой разумеющееся. — Кто же в таком случае ты?

Влюбленный с разбитым сердцем.

— Такой же идиот.

Она рассмеялась. Северус попытался высвободиться, но Лили и с места не двинулась, только улыбнулась — словно загнала ему под кожу нож и заживо начала свежевать...

— Эта рука мне нужна, — севшим голосом выдавил он.

— Я так не думаю, — она прижала его руку к своему животу. — По-моему, мне она куда как нужнее.

— Даже не пытайся думать — гриффиндорцы в этом не сильны.

Ебаный стос, у него что — начал дрожать голос?

— Ладно, будем считать, что твоя взяла, — Лили его отпустила, но прежде, чем Северус успел отпрянуть, обняла его за руку — на этот раз за левую, а когда он дернулся, расплылась в улыбке: — Ты от меня не сбежишь, — и с этими словами уткнулась носом ему в щеку. Распроеб твою бога душу мать!.. Если не снять с нее это проклятие — то он точно сиганет с Астрономической башни и покончит с собой нафиг.

— Твоей хватке и цапень позавидует, — сделав вид, что ищет что-то в сумке, Северус все-таки сумел отцепить от себя Лили — и тут же метнулся за парту, выставил перед собой свою сумку как щит и зарылся в ее содержимое, чтобы скрыть, как задрожали руки.

Передышка продлилась недолго: Лили придвинула для себя второй стул, села, задевая коленом Северуса, пристроилась поближе и положила голову ему на плечо. Опять левое.

— Ты что делаешь? — едва сумел вымолвить он. Она чуть приподняла голову, заглядывая ему в лицо.

— Разве тебе не нравится?

Да лучше б я сдох к ебеням...

— Не вижу в этом необходимости.

— Мне просто нравится тебя трогать, — с легким вздохом она снова примостилась к нему поближе. — От этого так спокойно становится... И тепло.

Ему показалось, что в живот провалился мерзлый ком. Судорожно перерыв всю сумку, Северус вытащил из нее ту книгу в деревянном переплете — долистал до раздела о заклятьях, действующих на душу; Лили так и не отодвинулась — черт, даже не выпрямилась на сидении! — хоть он и нещадно задевал ее локтем.

Буквы по-прежнему светились черным и золотым — Иллюминати он так и не отменил; пробежался глазами по странице, по темным и светлым строчкам, выискивая нужное место... Ага, вот оно.

Цепь-заклятье.

— Сев? — это прозвучало так ласково и доверительно, как будто в целом замке не существовало никого, кроме них двоих. У него дрогнуло сердце.

— На, прочти, — хрипло сказал Северус, сунул ей в руки книгу и ткнул дрожащим пальцем в нужный абзац. Наконец-то он сумел отстраниться и удрать на другой конец комнаты — в надежде, что Лили оставит его в покое, хотя бы пока занята чтением... Осиротевшему боку тут же стало холодно — там, где она прижималась еще мгновения назад; ощущение пробирало до костей, но Северус никак не мог позволить ей... поступать так, как хочется, так, как ее заставляет поступать проклятие. Лили бы возненавидела его, как только пришла в себя — это же все равно что насилие...

Это проклятие насилует душу.

— Цепь-заклятье приковывает одного человека к другому, — тон был такой, словно ее попросили зачитать этот раздел вслух на каком-то занятии. — Это противоестественное заклинание порождает паразитическую одностороннюю зависимость, которую невозможно насытить. Именуемое также "Проклятием отвергнутых", оно привязывает душу пострадавшего к физической оболочке другого лица; если не снять заклятье, то со временем оно измучает жертву неутолимой жаждой. С каждым днем эта тяга будет становиться все сильнее, и жертва начнет желать прикосновений своего возлюбленного более всего на свете; в конечном счете ее жизненные силы иссякнут, и она умрет от неразделенной страсти.

Лили замолчала. Северус был рад, что стоит к ней спиной и не видит ее лицо — а она, в свою очередь, не может увидеть его.