Владимир Болучевский - Шерше ля фам

В общем, так: самка кенгуру имеет половой контакт с черным самцом, рожает кенгуренка, потом в течение длительного времени не имеет вовсе никаких контактов, но спустя определенное время опять рожает. Черненького. А потом опять. И даже если она «вышла замуж» за беленького самца, сути дела на период менопаузы это не меняет.

Но человек – не кенгуру. И если… наша дама имела контакт с представителем негроидной расы, то… никак не более девяти месяцев до рождения малыша. А телегония… нужно чаще перечитывать Бомарше, у него такие случаи еще забавнее описаны. И знаете… я бы вообще не стал на вашем месте обо всем этом в газете писать. Ну, успокоился ее муж на существовании телегонии, и слава Богу. Многие еще и в телепортацию верят. Главное – семья сохранилась. Как вы считаете?

– Наверное, вы правы, – согласился Гурский и выключил, поднимаясь с кресла, диктофон.

Затем он поблагодарил профессора, попрощался с ним, но прежде, попросив позволения, позвонил из его кабинета Яне, договорился о встрече и уточнил адрес.

Так… а какая связь между беседой с Барановым и всей этой запуткой?

Гурский выбрался из постели, взял с письменного стола диктофон и, перематывая пленку, несколько раз включил наугад воспроизведение, слушая ровный голос профессора генетики.

«Ага! – сказал он про себя, услышав наконец обрывок фразы,– „…двойни вот еще, если они однояйцевые. Но не нужно забывать, что это все-таки два разных человека, две личности“. Вот оно что. Ну, это-то понятно, кто же спорит. Но вот поэтому, видимо, чисто ассоциативно, у меня одно с другим и увязалось. Ну и Бог с ним».

Он выключил диктофон, положил на стол и ушел в ванную.

«А зачем, спрашивается, ей нужно было машину вылизывать? – думал он, стоя под душем. – Сиденья двигать, коврики вытряхивать… Что за приступ аккуратизма? Искала она там чего-то, что ли?»

Позавтракав и надев чистую рубашку, он подошел к телефону и набрал номер Волкова.

– Алло… – ответил хриплый голос.

– Ну? Как вы там?

– Гурский, ты, что ли?

– Я-я, нихт шисен.

– А чего ты вчера не приехал?

– Здрас-сте… я заезжал, ключи у Андрей Иваныча забрал, мы с тобой даже по рюмке хлопнули. Потом уехал.

– Ни хера не помню… Короче, ты где?

– Дома.

– Заедешь?

– Да. Давай там, просыпайся, разговор есть. Пивка захватить?

– Не надо, Лешка сюда уже едет, все привезет.

– Ну ладно, пока.

Дверь Петр Волков отпер уже без пароля. Он был одет в спортивный костюм, небрит и подавлен.

– Давай, проходи, – мотнул он головой, не глядя на Гурского, пропустил его в прихожую и запер за ним дверь.

– Привет, Андрей Иваныч, – кивнул Александр московскому гостю, который стоял в передней у зеркала и, оттянув пальцем веко, разглядывал красную склеру правого глаза.

– Сосудик лопнул… – Андрей несколько отстранился от зеркала, взлохматил пятерней бороду и, все так же созерцая собственное отражение, констатировал: – Да… красота – это стр-рашная сила.

– Жив, и хорошо. – Александр снял с себя куртку и повесил на вешалку.

– Тоже верно, – пожал плечами Андрей Иваныч, – чего Бога-то гневить.

– Доброе утро, – войдя на кухню, поздоровался Адашев-Гурский с Вероникой, которая была одета в черные брючки и яркую блузку. Она сидела за столом и отхлебывала из большой чашки кофе с молоком.

– Здрасте, – кивнула Вероника.

– Познакомься вот с Лешей. – Волков сел за стол, откупорил бутылку «Туборга» и, вылив ее содержимое в высокий стакан тонкого стекла, стал пить крупными глотками.

– Александр, – Гурский протянул руку мужчине невысокого роста, но очень широкому в плечах, который, надев на себя кухонный фартук, готовил что-то у плиты.

– Алексей, – обернулся тот, протянул широкую крепкую ладонь и бросил на Гурского цепкий взгляд.

– Ты на него, Леш, так не зыркай, – глядя в стакан, негромко сказал Волков. – Саня – друг детства мой и человек хороший.

– Слезать тебе с кочерги нужно, Сергеич, – вернулся Алексей к стряпне. – Дед со дня на день вернется, говорить с ним надо. Без перегара.

– О! – со значением взглянув на Гурского, указал на Лешу пальцем Волков. – Обрати внимание – Леха Прапор. Три войны за спиной. Очень ответственный командир. У него не забалуешь.

– Завтракать будете? – обернулся Леха к Гурскому.

– Нет, спасибо. Я уже.– Александр присел к столу.

– Я тоже сейчас не в состоянии. – Петр допил пиво и достал из-под стола еще бутылку. – Спасибо, Леш, ты оставь как есть, я потом сам.

– Короче, Сергеич, – Алексей выключил плиту, повернулся и развязал за спиной тесемки фартука, – я тут кой-чего сделал, остальная жратва в холодильнике. Который день не ешь-то?

– Да ну… – отмахнулся Волков.

– Я прослежу, Леша, не волнуйтесь, – Адашев достал сигареты.

– И это… я, в общем, полетел, – продолжил Леша, снимая фартук, – чуть погодя еще заскочу, а ты… давай, завязывай с пьянкой-то. Не дело ведь это.

– Да… – обернулся он в дверях кухни. – Ребята там тебе приветы передают.

– Ага, – кивнул Волков. – Аналогично и им.

– А на тачке твоей я пока езжу. Осип хотел взять, я не дал. Засрет он ее всю, пока ты вернешься, неделю потом отмывать. И пепельницы он никогда не вытряхивает.

– А что у тебя с рукой? – указал бутылкой Волков.

– Это? – Алексей взглянул на свою опухшую левую кисть каким-то задумчивым и несколько удивленным взглядом. – Это меня беложопик тяпнул.

– Кто? – не понял Петр.

– Шмель такой, с белым хвостиком. Мы их в детстве голыми руками ловили, и они не кусались. А теперь кусаются. Все с ума посходили. Ладно… пошел я, короче.

– Давай. Сань, проводи его, а? Гурский поднялся, вышел в переднюю, проводил Алексея и запер за. Ним дверь.

– Андрей Иваныч! – крикнул из кухни Волков. – Ты там где?

– Да здесь я, – приглаживая бороду, вошел на кухню Андрей, – где мне, собственно, быть-то?

– Давай-ка по пивку, там коробка под столом.

– Ага… это с удовольствием. Саша, ты про телегонию выяснил?

– Херня это все. Человек не кенгуру.

– Сла-ава Тебе, Господи… – облегченно вздохнул Андрей Иваныч и наклонился за бутылкой пива.

– Сейчас, Сань, мозги немножко на место встанут, – Петр посмотрел на Гурского, – и поговорим. Был ты вчера у сестренки-то?

– И у одной, и у другой, – Александр закурил сигарету.

– Иди ты? И они обе тебя приняли?

– И беседовали весьма охотно. И коньяком угощали. Что одна, что другая. Только у старшей бодяга какая-то «левая», а у младшей ничего.

– И тебя, значит, тоже коньяком потчевала? А эксцессов потом не было?

– Я все ждал, надеялся, но… не выгорело.

– Нет, выходит дело, желания на тебя «компру» лепить.

– А куда эту «компру» потом девать? Ее же даже менты засмеют, если она к ним сунется, а мы им еще и твою кассету присовокупим, до кучи. Кто ж поверит, что ее чуть не по два раза на неделе изнасиловать пытаются, а она все это дело на пленку пишет. Она не дура.