Гомер - Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

С этими словами пастух стянул тунику поясом и пошел в загон, где держал поросят. Он выбрал двух, вынес из свинарника и заколол обоих, опалил, разрубил на куски, нанизал на вертел и поставил на огонь. Когда мясо зажарилось, он подал его Одиссею горячим прямо на вертеле, посыпав ячменной мукой. Затем он смешал в чаше оливкового дерева немного медового вина, сел напротив гостя и пригласил его к трапезе.

— Странник, — сказал он, — ешь поросятину, только этим может угостить тебя крепостной. Откормленные боровы достаются лишь не ведающим стыда и жалости ухажерам. Но блаженные боги не любят беззаконие, они предпочитают справедливость и умеренность. Даже кровожадные пираты, которые налетают на чужой берег и уносят добычу, страшатся возмездия, когда плывут домой на кораблях, нагруженных трофеями. А эти ничего не боятся, видимо, бог им сказал, что мой лорд безвозвратно сгинул. По-другому и не объяснишь, почему они дерзко пристают к его вдове и не уезжают к себе восвояси, но с безмятежной наглостью сидят здесь и пожирают все, что мы производим. Скот они приносят в жертву каждый божий день, и помногу. Вино они пьют и льют безмерно.

«Мой барин был невероятно богат, не было ему ровни на темном материке или на Итаке. Да что ровни — и двадцать лордов вместе взятых не могли потягаться с ним богатством. Вот для примера — на материке у него была дюжина коровьих стад, дюжина отар овец, дюжина стад свиней, дюжина козьих стад, пасшихся в холмах, и за ними смотрели наемные пастухи или его собственные рабы. И сейчас на Итаке у него осталось одиннадцать козьих стад под присмотром надежных пастухов. И каждый пастух должен ежедневно гнать этим обжорам лучшего откормленного козла. Но я держу свиней здесь от греха подальше и посылаю женихам то, что считаю нужным».

Эвмей рассказывал, а Одиссей молча и жадно уплетал мясо и пил вино, и в нем все яростнее разгоралось желание разделаться с кавалерами. Он наелся и собрался с силами, а пастух налил до краев собственную чашу и подал своему королю. Одиссей принял чашу с благодарностью, и задал пастуху прямой вопрос:

— Расскажи мне, приятель, о твоем хозяине. Кто он, этот богатый и могущественный лорд? Ты говоришь, что он сгинул, отстаивая честь Агамемнона. Назови его имя. Может, я узнаю его по твоему описанию. Только Зевес и бессмертные боги знают, встречал ли я его, потому что я объехал весь свет.

— Старик, — отвечал принц свинопасов, — я не передаю госпоже бродяжьих небылиц о встречах с моим хозяином. Любой бессовестный нищий плетет домыслы, чтобы завоевать ее доверие и заслужить обед и ночлег. Каждый калика перехожий, высадившись на Итаке, идет прямиком к моей госпоже со своими баснями. Она всех сердечно принимает и расспрашивает, и слезы расстройства текут по ее щекам, что и естественно для женщины, потерявшей мужа за границей. И ты, почтенный, живо придумал бы какую-нибудь историю, чтобы получить за нее тунику и накидку! Но его душа давно покинула тело, а кости достались псам и хищным птицам, или морским рыбам, и лежат в глубоком песке у берега. Он погиб, и его гибель — большое горе для тех, кто его любил, и для меня в том числе. Не найти мне такого доброго хозяина, даже в родительском доме, у отца и матери. Конечно, мне хотелось бы вернуться на родину и снова увидеть их, но больше тоскую по моему пропавшему лорду Одиссею. Видишь, странник, мне трудно и помянуть его по имени, хотя его давно с нами нет. Он меня любил, и заботился обо мне, и для меня он навсегда останется любимым хозяином.

— Друг, — сказал терпеливый Одиссей, — раз ты не хочешь меня слушать и не веришь, что он вернется, я тебе предлагаю побиться об заклад. Когда он вернется на порог своего дома, ты мне дашь в награду новую тунику и накидку. А до тех пор, хоть я и оборвался, ничего не возьму, ибо как пасть Ада ненавистен лживый бедняк. Клянусь Зевесом, Богом Богов, и этим гостеприимным столом, и очагом славного Одиссея, что мои слова сбудутся. Одиссей скоро вернется, еще не народится молодой месяц, как он вернется домой и покарает тех, кто обирал его супругу и благородного сына.

Как ты отвечал на это, о Эвмей?

— Старик, — сказал ты, — мне не доведется тебя вознаградить за добрые вести. Одиссей никогда не вернется. Сиди и пей спокойно. Сменим тему. Не напоминай мне о моем горе, у меня сердце рвется, когда вспоминаю моего доброго хозяина. Позабудь свои клятвы. Но я был бы рад его возвращению, и как обрадовались бы Пенелопа, и старый Лаэрт, и Телемах! Меня беспокоит судьба юного Телемаха. Он рос, по воле Богов, как молодое деревце, и я сказал себе: он не уступит своему отцу, подлинному образцу мужественной красоты. И вдруг боги лишили его рассудка, или люди сбили с толку, и он отправился в святой Пилос на поиски отца. А лорды-женихи устроили ему засаду на пути домой, чтобы стереть память и имя королевского рода Аркесия с почвы Итаки. Но не надо говорить и об этом. Будущее покажет, попадется ли им Телемах, или спасется с помощью Кронида. Лучше расскажи мне, старинушка, о себе и о твоих бедах. Кто ты и откуда? Из какого ты города и рода? На каком корабле ты прибыл, и под чьим флагом? Ведь пешком ты не мог придти на Итаку.

— Я тебе все расскажу, — сказал хитрый Одиссей, — но правду говоря, будь у нас в хижине неистощимые запасы еды и вина, и не надо было бы работать, а только сидеть и пировать, пока другие работают, я бы и за целый год не пересказал бы тебе все горести и злосчастья, выпавшие мне по воле богов.

«Я — уроженец просторного Крита, сын знатного лорда. У моего отца было много сыновей, но все родились в законном браке, а мою мать он купил себе в наложницы. Но Кастор сын Гилакса, чьим сыном я считаюсь, не делал различия между мной и своими законными детьми. Критяне относились к нему, как к полубогу, и завидовали его счастью, богатствам и прекрасной семье. Но настал его час, и он ушел в дом Аида, а законные сыновья, не считаясь со мной, разделили его поместье между собой по жребию. Мне они дали малую долю отчего добра и хижину под пару. Но я доблестью добыл себе жену из знатной семьи, потому что был отважен и не боялся схваток.

«Сейчас мою силу подкосили испытания, но и по соломе можешь судить, каким был колос. Арес и Афина щедро одарили меня безоглядной лихостью в бою. Когда я готовился в рейд или отбирал бойцов для засады, предчувствие смерти никогда не омрачало мой дух. Я всегда был первым в атаке, и разил медлительного врага копьем. В бою я был молодцом, но работы не любил, не терпел и возиться по дому и воспитывать детей. Меня манили галеры, схватки, полированные дротики и стрелы, смертельные игрушки, от которых обычных людей бросает в дрожь. Это призвание у меня, наверное, от бога, ведь каждый выбирает себе дело по вкусу.