Калмыцкий эпос - Джангар

Хонгор вернулся назад в покой золотой,
Пальцем одним потушил светильник святой,
Ханскую башню поверг в кромешную мглу
И, перейдя через тридцать и пять человек,
Правую руку Джилгину саблей отсек.

Храбрый Джилгин, окруженный
               зловещей тьмой,
Вскакивает, за кушак хватает его,
В сторону правого ада кидает его,
Но, всемогущих предков потомок прямой,
Хонгор стоит на мизинце правой ноги.
Снова в смертельную схватку вступают враги,
Снова могучий Джилгин хватает его,
В сторону левого ада кидает его, —
Отпрыск. Ширки и достойный сын Шикширги,
Хонгор стоит на мизинце левой ноги.

Оба теперь хватаются за пояса,
Каждый бросает другого через плечо.
В ханском покое неистовый шум поднялс я,
Стало от их дыханий бойцам горячо,
Богатыри просыпаются, смотрят во тьму,
С твердой уверенностью говорят меж собой:

«Наш властелин, если вступит с кем-нибудь
                   в бой,
За ночь себя победить не даст никому.
Ляжем подальше, к стенам, — и вся недолга».

Хонгор, едва рассвело, поборол врага.
Хана Джилгина сунул в большую тулму.
Через плечо перекинул тяжкую кладь,
Даже не глядя на спящих богатырей,
Вышел, раскрыв чешуйчатых десять дверей,
Стал пробираться сквозь бесконечную рать…

Даже китайской иголке тонкой — и той
Некуда было воткнуться: с такой густотой
В Хонгрово тело впились наконечники пик!
Но богатырь к жестоким ранам привык,
Быстро он к сивому Лыске успел подойти,
Переломав наконечники на пути.
Приторочил он к седлу большую тулму,
Сел на коня, пустился в обратный путь.
Множество пик полетело вдогонку ему, —
В сивку вонзились, в Хонгрову спину и грудь.
Но посмотрите, сивко хангайский каков:
Вверх он проделал одиннадцать тысяч прыжков,
Вниз он проделал одиннадцать тысяч прыжков, —
И наконечники выпали сами собой.

Хонгор поехал знакомой уже тропой
И проскакал девяносто дней и ночей.
Нет ни людской, ни звериной жизни вокруг…
Топот коней к нему доносится вдруг:
Тридцать и пять догоняют его силачей,
А впереди летит богатырь Мал-Улан.

«Если одним ударом секиры своей
Всадника я не сражу, — кричит великан, —
Смерть от руки Джилгина тогда я найду,
В будущей жизни буду наказан в аду
Ханом Эрл иком, великим судьей мертвецов!»

И обнажил он секиру — грозу храбрецов,
Между лопатками страшный нанес удар,
И зазвенела сталь, запылали, как жар,
Верхние две застежки тяжелой брони,
В разные стороны разлетелись они,
В спину железо вонзилось, и кровь бежит, —
Вытащить эту секиру с трудом удалось.

Хонгор помчался быстрее, делая вид,
Что не заметил удара… Пронзали насквозь
Хонгрово тело тысячи копий и стрел,-.
Хонгор не чувствовал их и дальше летел.
Богатыри, броня Джилгиновых дел,
Следовали неотступно невдалеке.

Вскоре дошло до того, что совсем похудел
Сивый скакун — драгоценный Оцол Кеке:
Жира не стало на шее, мозга в кости…
Хонгор тогда, поразмыслив, свернул с пути,
Спешился, Лыску пустил пастись на луга.
Мягкие травы бархата были нежней.

Вот, муравейников гуще, пыли плотней,
Алого Хонгра нагнало войско врага
И окружило семью кругами его.
Но запугать нелегко врагами его,
Хонгор один пойдет на безмерную рать!
Принял он бой — один, от своих вдалеке.
К этому времени сивый Оцол Кеке
Жиру немного успел на шее набрать.
Хонгор на сивке врезался в гущу врагов.
Тут, налетая спереди, сзади, с боков,
Хонгра пронзили четыре тысячи стрел,
Сивку пронзили четыре тысячи стрел!

Но по краям разукрашенных тебеньков,
Ниже сцепленья восьмидесяти колец,
Хонгор ударил звонко семь тысяч раз,
Хонгор ударил беззвучно семь тысяч раз
И закричал. Услыхав ездока, жеребец
Сделал прыжок — до самого неба взлетел,
Разом стряхнул четыре тысячи стрел
В разные стороны, будто ветер — листву.
Стрелы, что в спину вонзились Алому Льву,
Тоже рассыпались… День не считая днем,
Ночь не считая ночью, на сивке своем
Хонгор помчался, минуя вражеский стан,
И проскакал семью семь — сорок девять дней.
И переправившись через Арта-Зандан,
Въехал в пределы великой Бумбы своей,
В ханство, в котором блаженствует
               вольный народ.
У золотых, красоты несказанной ворот
Спешился Хонгор и развязал торока.
Хана Джилгина к высоким столбам привязал,
Богатырям караулить его приказал.

Начато пиршество. Буйно бежит арака.
Черной рекой, арза проступает росой
На семипядевых лбах… Говор, пение, звон…
И, опьяненные радостью и арзой,
Воины расположились на отдых, на сон,
Богатыри, как убитые, падали с ног.
Вскоре заснули все, до единой души.
Также заснули и те, кто Джилгина стерег.

Грозный Джилгин, в глубокой ночной тиши,
Спрыгнул на землю, четыре столба поломав;
Входит он в башню Джангра, владыки держав,
И размышляет, оглядывая бумбулву:
«Если свирепого Хонгра домой унесу,
Люди подумают: мщу я Алому Льву.
Если великого Джангра домой унесу,
Скажут, что к этому жадность склонила меня.
Если Шавдал унесу, эту ханшу-красу,
Скажут, что женщина соблазнила меня, —
Слава дурная пойдет обо мне по всему
Белому свету… Лучше, — решил он, — возьму
Красноречивого Ке Джилгана в полон!»

Сладко храпел златоуст — красноречья нойон.
Грозный владыка Джилгин склонился над ним,
Крепко связал, положил на плечо плашмя.
Вот он идет и торопится. Шагом одним
Он переходит узкую реку, двумя —
Реку широкую, — движется птицы быстрей…
Утром, едва проникло сиянье небес
В Джангрову башню, — полчище богатырей
Разом проснулось. Где пленник? Пленник исчез!
Джангар сказал: «Проверьте коней-бегунцов,
Наших проверьте богатырей-храбрецов!»
Быстрых коней проверяют — правилен счет.

Богатырей проверяют — недостает.
Славного Ке Джилгана. Пропал златоуст!
Алому Хонгру дворец показался пуст,
Он закричал, посреди кругов становясь:

«Сивка домчит еще раз, хотя долговяз,
Сивка пойдет еще раз, хотя и ленив!
Эй, коневод, оседлай Оцола Кеке!»
И коневод побежал к прозрачной реке,
Сивку привел, в дорогу его снарядив.

Сивка помчался, ветер опередив.
Там, где копыта ступали, — такой глубины
Ямы остались, что каждый потом гадал:
«Что там, колодцы заброшенные видны?»
Глина, которую жеребец раскидал,
Встала большими курганами вдалеке.
Красная пыль, которую поднял Кеке,
Радугою в небосвод уперлась потом.
Резвость хангайского Лыски была такова,
Что богатырь на седле держался с трудом.
Восемь недель проскакал он знакомым путем.
Вот засверкала Джилгинова бумбулва,
Под полуденным небом, под правым углом.