Калмыцкий эпос - Джангар

Всадник примчался, когда еще было светло.
Видит он копий густые стальные леса.
Всажены копья в землю с такой густотой,
Что даже тонкой китайской иголке — и той
Места нельзя было бы между ними найти.
Славный Мингйан, рассекая древки на пути,
В самую глубь копейного строя проник.
В чащу стальную на два закроя проник.
Но золотисто-соловый на всем скаку
Молвил отважному своему ездоку:
«Воин! Копыта мои дошли до того,
Что наизнанку вывернутся они.
Дальше скакать не могу. Назад поверни».
И повернул богатырь коня своего.

Сказывают: когда, тоской обуян,
Свесив копье, назад возвращался Мингйан, —
Ясная, как луны золотое стекло,
Легкая, точно ласточкино крыло,
Нежная, как виденье при лунном луче,
Обликом напоминающая зарю,
С длинным кувшином на смуглом, прекрасном
                     плече, —
Девушка вышла навстречу богатырю
И поклонилась ему. «Сестрица, привет!» —
Всадник воскликнул. Зашевелились в ответ
Алые, сложенные сердечком уста. — Тщетно!
С горт анью связала язык немота,
Вымолвить слова красавица не могла!

Спешился всадник и в землю всадил копье.
Снял он подушку с узорчатого седла,
Девушку вежливо усадил на нее.
Губы разнял ей нагайки своей черенком,
И заглянул он в горло. Из горла извлек
Восемь иголок, поставленных поперек
Нежной гортани… Трубку набив табаком,
Девушке предложил затянуться дымком
И вопросил: «Чья вы дочь? Кто над вами глава?
Ясны, правдивы да будут ваши слова».

Очаровав улыбкою богатыря, Молвила:
«Правду, милый мой брат, говоря, —
Трудно мне с вами правдивой быть до конца.
Если же мы сговоримся — наши сердца
Счастье найдут и на грешной земле молодой!
Так приказал мне турецкий хан золотой:
„Если заметишь хотя бы единую тень
На стороне, где всегда занимается день, —
Мне сообщи, пред очами моими предстань“.
Восемь иголок воткнул он в мою гортань,
Чтоб не болтала… Пошла на разведку — и вот
Я увидала в средине жаркого дня
Красную пыль, упиравшуюся в небосвод,
Красную пыль, надвигавшуюся на меня.
„Сколько же сотен и тысяч скачет сюда
Ратей враждебных?“ — подумала я тогда,
И увидала я только вас одного.
Все позабыла, хочу сейчас одного, —
Знать я хочу: какой кобылицей рожден,
Конь-бегунец может быть красавцем таким?
Женщиною какой белолицей рожден,
Конный боец может быть красавцем таким?
Искре единой не стать пожаром вовек,
И в одиночестве не живет человек.
Воин! Душа моя — вашей душе сродни,
Соединим же наши грядущие дни,
Пусть наши судьбы станут единой судьбой!» —
«Мы у различных владык на посылках с тобой,
Сможем ли мы единое счастье найти,
Если мы вечно в разъездах, всегда в пути?
Где же мы встретимся, в разные стороны мчась?
Все же супругой назвать хочу я тебя.
Вот мой ответ: открой мне дорогу сейчас,
И на обратном пути захвачу я тебя, —
Молвил Мингйан. — Как поступишь? Решай сама!»
«Если мужчина просит — плохо весьма.
Но отказать ему — хуже в тысячу раз.
Вот мой ответ: открою дорогу сейчас.
Если сумеете вы проехать по ней,
То поезжайте, желаю вам долгих дней,
А не сумеете — оставайтесь со мной».

И расстегнула бешмет из шелков дорогих.
Девять под ним оказалось бешметов других,
В самом последнем имелся карман потайной.
Вынула девушка черный ключик стальной,
В сторону копий густых взмахнула ключом.
И появилась тропа, шириною в ушко
Тонкой иголки. Мингйан, вздохнув глубоко,
Больше не спрашивал девушку ни о чем…
Бумбе-стране помолившись, вскочил на коня.

Молвил Соловому:
        «Ты выручай меня,
Я по такой тропиночке ввек не пройду!»
И золотую Мингйан отпустил узду.
И, золотой не чувствуя крепкой узды,
Славный скакун пошел по следам паука —
Десятилетней давности были следы,
Полз он дорогою маленького жука —
Двадцатилетней давности были следы,
Сквозь наконечники полз он узкой тропой,
Еле ступал на цыпочках черных копыт
И, наконец, оставил тропу за собой.

Девушка смотрит — душа у нее кипит!
Наземь кувшин высокий швырнула в сердцах,
Ножками топоча, закричала в слезах:
«Ах, поступила сейчас бестолково я!
Ах, упустила красавца какого я,
Ах, упустила, счастье свое погубя.
Этой тропинкой, думала я про себя
Ты не сумеешь пробраться, красавец мой!
Ну, так и быть! С исполненьем задуманных дел
Благополучно к себе возвращайся домой,
В милую Бумбу — людского счастья предел!»

Дальше помчался. Возникла гора перед ним,
И на вершине покоились небеса.
И, на вершину взобравшись, взглядом одним
Воин окинул четыре конца земли.
Красная башня, как пламя, пылала вдали.

Всадник, покинув копий стальные леса,
«Это и есть турецкого хана дворец!» —
Молвил себе самому луноликий боец
И скакуна пустил на зеленый простор,
К водам прохладных потоков, и сам развел,
Жимолости наломав, высокий костер,
Чаю сварил, чачир над собой развернул
И, раскрасневшись, точно сандаловый ствол,
И растянувшись, как цельный ремень, — заснул.
И молодой богатырский сон, говорят,
Длился тогда сорок девять суток подряд.
Утром, в начале пятидесятого дня,
Он пробудился от сна. Посмотрел на коня:
Конь посвежел на зеленом лоне земли.
Будто сейчас только с пастбища привели!
И превратил коня в жеребенка Мингйан,
Сразу себя превратил в ребенка Мингйан,
В мальчика вшивого: только висок почеши —
Станут десятками падать черные вши,
А почеши затылок — из-за ушей
Не сосчитаешь, сколько выпадет вшей!
И в государство турецкого хана вступил.

Ехал шажком, жеребенка не торопил.
Там, где давали побольше, там ночевал,
Там, где давали поменьше, там он дневал…
Так постепенно вперед продвигался юнец,
Ханская башня зажглась перед ним наконец.
И своего жеребенка пустил на луга,
Бурку надел и пробрался в башню врага.

Прежде всего, в конюшню вошел мальчуган.
Он увидал: прекрасны кони бойцов!
Равен горе — самый маленький из бегунцов.
Ездил на Куцем отважный Уту Цаган.
Было обычаем: до середины дня
Пышным, ворсистым ковром покрывать коня,
После полудня до вечера — гладким ковром…

Мальчик хотел пробраться к нему, но кругом
Люди стояли — начальники воинства все,
Определяли коня достоинства все.
Так оценила коня турецкая знать:
Сможет он з адень пройти многомесячный путь.
Если погонится Куцый за чем-нибудь, —
Все, что живет на земле, сумеет догнать.
И порешили: нет на земле ничего,
Нет никого, кто сумел бы догнать его!
Мальчик под брюхом коня проползти поспешил,
И не заметил никто уловку его.
В зубы коню заглянул — и сразу решил:
Этот скакун догонит Соловку его…
Он увидал: на другой стороне двора
Высится конь, по прозванью Ерем Хара,
Конь Тёгя Бюса, рожденного в облаках.
Он увидал: содержится в холе скакун,
Коврик на нем, стоит на приколе скакун,
Ватным арканом привязан, чтоб на ногах
Не было ссадин… Около скакуна,
Вдумчиво глядя, стояла турецкая знать
И порешила, что сокола-скакуна
Беркут могучекрылый не сможет догнать,
А балабан, обгонявший степные ветра,
Вздумает с этим конем в состязанье пойти, —
Ночью начнет — отстанет в начале утра,
Из виду конскую пыль потеряв на пути…