Ларисса Андерсен - Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма

Кто-то умный решил: война.
Кто-то глупый спросил: за что?
В город пришла весна,
Ее не узнал никто.

Все читают, гадают, ждут,
Головами качают, а тут —
Какие-то девочки на панели
Фиалочки продавать захотели…

Нашла время… Дорогая, не лезьте,
И без вас тошно в этом аду.
А жених сказал своей невесте:

— Спрячь-ка пока фату.

Манила, Адриатика, Гренада…
Экзотика, лазурь, сиянье льда…
Как были мы взволнованны, как рады
Попасть хотя бы мысленно туда.
Как мы водили по цветистой карте
Смешными пальцами в следах чернил.
Как тут же, в классе, на корявой парте
Цвели магнолии, искрился Нил…
Нам ровно ничего не говорили
Какие-то простые — Припять, Псков,
Мы просто засыпали, не осилив
Всех этих скучных рек и городов.
И вот теперь, под чуждым «знойным» небом,
Экзотики хлебнув за все года,
Отведавши кусок чужого хлеба,
Мы так хотим, мы так хотим туда!
Туда, туда, где Псков, и Днепр, и Киев,
Где в пятнах не чернил уже, а слез
Горят для нас названья дорогие
Огнем незабывающихся гроз…
Там нет ни пальм, ни фиников, ни рифов,
Там холод, смерть, страдания и кровь,
Но, слившись с ней обыденною рифмой,
Над всем горит и светит всем — любовь.
И над бесцветной картою застынув,
Прокуренными пальцами возя,
Минуя все моря и все пустыни,
Мы шепчем: — Киев… взят или не взят? —
Манила, Адриатика, Гренада –
Нам не нужны. Не нужен целый свет…
Одну страну, одну страну нам надо,
Лишь ту — куда нам въезда нет.

Мне немножко грустно. Выйдем на веранду
И прикроем двери. Пусть притихнет шум.
В этот вечер шуток, флирта и джаз-банда
Я опять во власти беспокойных дум.
Посмотри, как звезды впутаны средь веток,
Тихо шевелятся. Мрак такой густой.
Звезды — это тайна. Чувствуешь ли эту
Странную их властность над твоей душой?
Знаю, Луннофея, нам обоим снится
Схожая картина — обернись назад:
О твоей Сибири — грусть в твоих ресницах.
О морских прибоях — синь в моих глазах.

Первое было море.
Той первой весной — оно
Стало в ребячьем взоре
Сплошною синей стеной.
И первые песни пело,
Песком шелестя в тиши, —
Первое счастье тела,
Первый восторг души.
Часто бывало строгим,
Выло, как хор чертей,
А после лизало ноги
Игравших в песке детей.
И было ясно, что море
Нельзя из жизни изъять:
В играх, в счастье ли, в горе
Без моря прожить нельзя…

Я поеду в жаркие страны,
Где не надо теплых пальто,
Где встают и ложатся рано
И совсем не мерзнет никто.
Где не надо в чужие флэты
Приходить из-за теплых ванн.
Где всегда готов для поэта
На зеленых пальмах банан.
Где не надо, любезно скалясь,
Говорить при встречах: «Хэлло!»,
Где не надо скрывать усталость
И хорошеть назло…

Кружатся, кружатся, кружатся
Листья берез и осин.
Грезит тихонечко лужица —
С неба пролитая синь.
Горе мое не печальнее,
Счастье мое не больней…
Знаю — за сопками дальними
Прячется быль о весне.

Не гаснут во сне горизонты,
Не молкнут призывы морей.
И знаю, что только сон ты,
Сон о любви моей.

Шумит листвою теплый ветер,
Плывут по небу облака.
Как просто все на этом свете,
Как жизнь легка и смерть легка.
Пусть все, как дым, проходит мимо,
Вот тут, со мной – твое плечо,
Рука – и все, что так любимо
И бережно, и горячо.
Совсем не надо ни истерик,
Ни новых слов, ни тонких драм,
Мы попросту и ясно верим
Осенним ласковым утр а м.

Музыка твоих шагов
И биение моего сердца…
А мир замер.
Даже часы, притаились, слушая
Музыку твоих шагов
И биение моего сердца
В этом пустынном мире…
– Счастье? – О, это передышка на пути.
– Не стойте на дороге, – говорит следующий.
И толкает в спину.

На снегом вытканной парче –
Улыбка солнца золотого,
Из всех запутанных речей
Я выберу одно лишь слово.

Одну лишь золотую нить
Из шелка спутанного пряжи –
И буду ей сегодня жить,
А может быть, – и завтра даже…

И не боюсь ничуть теперь
Заботы, времени и жизни,
Смогу с улыбкою стерпеть
Упреки, брань и укоризны…

Понастроили люди городов,
Смотрят —
Радуются…
Ест дым слепые глаза кротов.
Ничего,
Терпят…
Даже, бывает, в Радоницу
Хвастанет иной перед предками:
Вот
Мы,
Ваши потомки, как!
А вечером, мерцая сигаретками,
Течет разомлевших голов река.
Отдыхают.
Уютные дансинги.
Синема.
Пикничок с криком…
Спросишь: — Как живем?
— Так себе… Ниче… Вы как? —
И везде так, и все так.
А иные, непонятные, мечутся.
Глаза лезут на лоб — ищут:
живую беседу,
живого человека.
Человечицу.
И вот вижу:
напролом,
наперерез.
Как реке — запруда.
Как смерти — воскрес!
Живая,
Настоящая,
Человечья.
У пенящейся, искристой речки,
У горы зеленого исполина — «Новина»!

В синих конвертах с помеченным адресом
Солнечной, яркой, далекой земли —
Грусть о потерянном, память о радостном —
Письма твои.
Детский роман наш, забавный и маленький,
Памятью сдан промелькнувшей весне.
Влезли деревья в пушистые валенки —
Дрогнут во сне.
Греют друг дружку, нахохлившись, рядом
Сидя на белом плетне, воробьи,
Снежные хлопья ложатся на гряды —
Чтоб все обновить.
Тихо баюкаю душу недужную…
Сонное солнце грустит о весне,
В окнах оснеженных — утро жемчужное.
Падает снег…

Я замолчала потому,
Что о себе твердить устала.
Кому же я нужна, кому?
Вот почему я замолчала.
Живи. Люби. А что любить?
Успех? Дома? Толпу Шанхая?
И яростно писать на «бис»
Стихи о яблонях и мае?
Родные яблони мои,
Я вовсе вас не разлюбила,
Но накипает и томит
Иная боль, иная сила.
Я оставляю дневникам
Шестнадцать лет, мечты о принце:
Когда мечтать о принцах нам —
Здесь, во взбесившемся зверинце?
В театрах, клубах, кабаках
Для всевозможных иностранцев
Пляшу. Не то чтоб гопака,
Так — «экзотические танцы».
Кого любить? За что любить?
За эти глупые улыбки?
За приговор: вы вправе жить,
Пока вы веселы и гибки?
И я живу. Который год.
Сбегу. Вернусь. И все сначала…
Кому нужны стихи? И вот,
Вот почему я замолчала.
И в этой пестрой пустоте
Где все — карман, где все — утроба,
В закостенелой суете.
Где все спешат и смотрят в оба,
Где что урвать, кого б столкнуть,
Но только не остановиться…
Мерещится мне новый путь,
Иные чудятся мне лица.
С сердцебиеньем первых грез,
С тоской последнего бессилья
Все чаще задаю вопрос,
Все чаще думаю: Россия.