Ларисса Андерсен - Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма

Который-то день, утонувший в тумане.
Который-то вовсе утерянный час.
И сами мы где-то… в большом океане.
И волны несут и баюкают нас.
И все хорошо, словно не было горя,
И даже не страшно, что будет потом.
Наш дом — пароход. Наша улица — море,
И плещется лунная ночь за бортом.
И шепчет… И сердце в уюте каюты
Уснуло, свернувшись клубочком, как кот…
Не надо Манилы, не надо Калькутты,
Пусть наш пароход все плывет и плывет…
Не надо земли — только б море да море!
Не надо базаров, и войн, и газет!
Лишь море — и в этом туманном просторе
Лишь этот чудесный магический свет.

Я не знаю, отчего я не спала,
Ночь мерцала, и звенела, и текла…
Или это розовый закат
Над прозрачною лагуной виноват?
Или это месяц остророгий,
Что скользнул серебряной пирогой,
Натворил каких-то ловких дел
И меня тихонечко задел?
Мне казалось, что я вовсе не одна…
Тупапау [22] Тупапау – привидение (полинез.). , что ли, рыскал у окна?
Шелестели пальмы в тишине —
Мне казалось, совещались обо мне.
И прибой мне не давал покоя:
Колдовал, нашептывал такое,
Словно я должна идти, идти, идти,
По воде, по лунному пути…
Чей-то зов ко мне в ночи проник,
Чей-то взор пробрался в мой тайник,
Я лежала, словно в доме из стекла,
Ночь мерцала, и звенела, и текла…

Вот и дождь! — нерешительно топчутся капли по крыше.
Хорошо мне дышать, приобщаясь к дыханью земли!
За дощатой стеной несговорчивый ветер бунтует
И, покорно клонясь, терпеливо вздыхает сосна.
Вдалеке, под откосом, волнуются гибкие пальмы,
Обнимаясь, ропща и роняя кокосы на пляж,
А за пляжем — лагуна. А дальше, в туманном просторе,
Неуемно и гневно кипит и гудит океан.
Бесприютные тучи снуют и — бездумно, бездомно,
Отягченные влагой, сникают в бреду и в тоске.
И промокшие звезды мигают в прорывах и гаснут,
И тяжелые, зыбкие недра вздымают валы…

Там — ни зла, ни добра, только плещущий хаос творенья,
Непреложный, настойчивый, яростный пульс бытия.
Но, разбившись о риф, проливаясь в ладони лагуны,
Успокоено гладя затихшей водою песок,
Вздох соленых глубин исторгает великий Моана
И приносит на землю свою первозданную дань.
Вот сюда, на случайный потерянный остров, где ветер
Хлопотливо ерошит загривки напуганных пальм,
Треплет плети лиан, и швыряет цветы по откосу,
И внезапно, сердито — кидается на гору к нам,
Где сосна так пушисто шумит, так послушно кивает,
Где за тонкой стеной я вдыхаю дыханье всего…
Где мне так хорошо…

Послала ракушку с Таити —
С приветом от океана.
А он там своим: — Смотрите,
Подарок довольно странный. —
Повертел, повертел и на полку:
– Еще одна безделушка… —
И будет лежать без толку
Моя родная ракушка.
Та самая, что шумела
На ухо, вздоха тише,
Но, если слушать умело, —
Весь океан услышишь.
И запоют, как струны,
Созвучья морского хора:
И «голос рифа» с лагуны,
И ветер, полный простора.
Послушай, в подводных скалах,
Где спит голубая мгла,
Прильнувши к ветке коралла,
Ракушка тихо росла,
И нежно вода ласкала,
Баюкала и качала
Ракушку…
Вдруг — плеск весла!
Смятенье… Вода запестрела,
Испуганных рыбок стрелы…
Тревога…
И хищною тенью зла
Скользнула моя пирога.
И вот — беспощадные руки,
А после — немые муки
Малютки моллюска на суше.
Я грех приняла на душу,
Чтобы ты слушал…
Слушай!

Непрочен счастья панцирь тонкий…
Бунтарь, бродяга и бандит —
Весенний ветер, всадник звонкий,
Мне снова сердце бередит.
И ни молитвой, ни слезами,
Ни этой каменной стеной…
А ночи строгими глазами,
Как сторожа, следят за мной.
Вершат обход свой непреложный,
Листвой под окнами шурша,
И замедляют шаг тревожно,
И замирают, не дыша…
И отступают, и бледнеют…
И исчезают на глазах.
И только ветер, ветер веет
В опустошенных небесах.
Там нет чудес и нет участья…
И встанет новый день во зле…
Но жить, но быть какой-то частью
Тут, на затоптанной земле!..
Я поднимусь, лицо умою,
Чтоб встретить утро, как всегда…
И посмеется надо мною
Извечно юная вода.

Дыханье на миг затаить… — и
В эту лазурную воду,
В эту ажурную пену
Бросить, прощаясь, цветы —
Тогда я вернусь на Таити!

Их надо бросать с парохода,
Надо бросать непременно
В самом начале лагуны,
Где сумасбродят буруны —
У пенистой, белой черты.
Тогда я вернусь на Таити!

Смотри, чаровница — вода,
Вы — истомленные пляжи,
Где струи рокочут, как струны,
Вы — колдовские высоты,
Черных камней чехарда,
Подземных горячек миражи —
Тайно бурлящая страсть,
Камни, хранящие власть
Магических темных наитий!
Я ритуал исполняю,
Слезы с цветами роняю.
Верните меня на Таити!

Что ж, Таити, может быть, так нужно?
Лучше позабыть тебя скорей…
Будь себе изнеженной, жемчужной,
Смуглая красавица морей!
Мне под стать совсем другие страны —
Снег и холод, зимняя тоска…
Мне близки и серые туманы,
И весна невнятная близка.
И когда с оглядкою, в смятенье
Робко подойдет она ко мне —
Я забуду это наважденье
Черных заколдованных камней.
Я скажу суровым, бледным людям:
– Вот весна. Откроем же окно!
И давайте прошлое забудем,
Каково бы ни было оно.

Аутэ, Типан, Тиарэ
Летят в забурлившую воду:
И долго, в последней игре,
Кивают во след пароходу.
Тревожно мигает маяк,
И тлеет закат на Мореа…
Вернусь я? Скажите скорее!
Туманится вера моя…
Печально вздыхает вода,
Огни замерцали на суше,
И песни все дальше, все глуше…
Как тихий ответ:
– Никогда.

Только песен твоих замирающих стоны,
Только рифов твоих кружевные фестоны
Будут сниться мне долго и долго томить.
А потом – оборвется и эта нить.

Прилетай ко мне на Цейлон!
Тут в баньянах [24] Баньян - дерево из рода фикусов, индийская смоковница, священное дерево индусов. шалят обезьяны,
Под баньянами шествует слон,
Головой задевая баньяны…
Прилетай ко мне на Цейлон!
Тут растет знаменитейший чай,
Он доходит до вашей Аляски!
Не сиди там в снегу, не скучай,
Здесь так ярки, так солнечны краски!
Тут на склонах прохладных высот
Чай цейлонский, прославленный — Липтон,
А повыше — фут на пару сот —
Дышат мудростью эвкалипты.
Тут топазы, рубин, бирюза…
Туг танцуют священные змеи,
Тут у женщин газельи глаза
И змеистые руки и шеи.
А в сапфирах тут звезды горят!
Я купила один у факира —
Это мой талисман, говорят.
Нет другого такого сапфира.
Тут составят тебе гороскоп:
Числа, камни, и дни, и планеты,
И на пляже горячим песком
Ты засыпешь все прошлые беды.
Как зажженные солнцем костры,
Тут пылают, цветут фламбуньянты…
А в горах, говорят, есть шатры,
Где живут и поныне гиганты…
А на самой высокой из гор,
Что в Цейлоне видна отовсюду,
След ступни с незапамятных пор:
Это — Вишну, Адам или Будда
(в общем, кто-то большой и святой…)
Так и выбрал: уж если не рай,
То, конечно, Цейлон, не Аляску,
А потом он уехал в Китай
По делам… Прилетай, моя сказка!
Ты увидишь почетных коров
В бубенцах, с голубыми рогами,
По рисунку бухарских ковров
Погуляешь босыми ногами.
Купишь на ногу звонкий браслет
В нос — кольцо. И пойдешь
— Золотая Кумари, —
Лишь завьется по ветру вослед
Долгий край златотканого сари.
Величайший майсурский раджа
Поведет заволоченным глазом,
И, жасминовым духом дыша,
Все сапфиры отдаст тебе разом.
А потом озарят небосклон
Две звезды удивительным светом:
Он отправится в храм на поклон,
К астрологу пойдет за советом…
Прилетай ко мне на Цейлон!