Даль Орлов - Место явки - стальная комната

Хольм покачал головой. Вот еще два одинаковых номера — газета «Голос публики». Одна — с квадратным окошком. Он положил полосу с окошком на целый газетный лист, посмотрел на текст, который заполнил прорезь, и выпрямился… Это было объявление о том, что театр «Под горой» проводит набор актеров для исполнения ролей в спектакле «Наташа Ростова».

Хольм нажал на кнопку.

— Бенгт! Зайди-ка. Я тут кое-что обнаружил, — сказал Аксель Хольм.

Бенгт вошел в комнату.

— Посмотри, — Хольм раздвинул только что изученные газеты. — У нас в цензуре работают болваны. Всегда это подозревал, еще раз убедился. Или кто-то это делает специально, кому-то выгодно… Человека, который производит селекцию стратегических сведений, я видел…

— Ты выходишь за рамки компетенции, — сухо произнес Бенгт. — Тут пахнет не уголовщиной.

— Никакая уголовщина не сравнится с этим по своим последствиям…

— Начальство знает?

— Пока нет. Боюсь, что оно и не хочет знать. Так что пока помалкивай. Поработай здесь, составь справку. Вот это, — Хольм показал на гору мусора, — выброси… Я буду дома…

Карин у себя дома перед большим трюмо примеряла платье. У нее новая прическа. Хлопнула входная дверь, раздался голос Акселя Хольма:

— Дочь, ты здесь?

— Здесь, — крикнула Карин и поспешила ему навстречу.

— Вот это да! — восхитился он. — Что случилось?

— А сегодня пятница…

— Ну и что?

— Забыл?

Аксель хлопнул себя по лбу.

— Тебе — двадцать! Забыл. Вот старый дурак.

— Во-первых, не старый, во-вторых, не дурак, а в третьих, молодой и умный отец поведет сегодня свою дочь в ресторан. Как договаривались!

— Да я тебе и подарок приготовил! Сколько сейчас? — Он посмотрел на часы. — Бреюсь, переодеваюсь, и идем.

Аксель Хольм бреется в ванной комнате перед зеркалом. Карин перед трюмо в спальне завершает туалет.

Через отражение к зеркале она увидела вошедшего в комнату отца — в новом костюме, торжественного. Он улыбнулся.

— Это тебе! — Аксель надел на палец дочери колечко с блеснувшим камешком.

Она поцеловала колечко, а потом и отца…

В это вечернее время в ресторане многолюдно. Тапер тихо наигрывает на пианино, аккомпанируя скрипачу Бруно Мильесу. Две-три пары танцуют. У стены за столиком сидят Стен Экман, Карл Монсон, красавица Эрна и супруги Креппели — Курт и Грета.

— Но нам просто не хватает исполнителей на все роли… — рассуждает Стен. — Карл — это Пьер Безухов, Эрна, естественно, Элен. Курт и Грета — отец и мать Наташи, граф и графиня Ростовы, я — Болконский. Анатоль Курагин, кажется, нашелся… Но нам нужна Наташа!

— Нет Наташи — нет спектакля, — вздохнул Креппель.

— Это как с «Гамлетом». Нет в труппе Гамлета, и не берись за него! — резюмировала его супруга.

— Во мне, значит, ты Наташу не видишь?! Ты всегда недооценивал мой талант! — обиженно сказала Эрна Стену.

— Стара, стара, — засмеялся Карл. — Будешь моей женой, это не так уж плохо. Будешь мне изменять, я запущу в тебя мраморным столиком…

— Ладно, уговорил, — согласилась Эрна, улыбаясь. — Если разрешаешь изменять, я согласна.

— Я дал объявление, — сказал Стен Экман, и в этот момент он увидел, что в ресторан вошли Карин и Аксель Хольм, они высматривали свободный столик. Стен призывно помахал им рукой. — Может быть есть новости… Господин Хольм, идите сюда!

— Не помешаем? — спросил Хольм. — У Карин сегодня день рождения…

— Так это ваша дочь?

Все оживились, приподняли рюмки, а Карл подозвал официанта.

— Да здравствует жизнь! — воскликнула Эрна, весело глядя на Карин. — За молодость!

К компании подошел Бруно Мильес.

— Почему шум?

— У нашей юной гостьи день рождения, — объяснил Карл Карин смотрела на Карла, на Стена, на Мильеса.

— Что вам сыграть по такому случаю? — спросил Бруно Мильес.

— Грига, — просто сказала Карин.

— Извольте, — Бруно пошел к эстраде.

— О! — поднялись брови у Стена Экмана. — Это мне нравится.

— А мне не очень, — передернула плечами Грета Креппель. — А если здесь коричневые?

Но Бруно уже играл. За другими столиками стали удивленно озираться, испугано смотрели на солиста, потом на соседей.

— Когда я вернулся из Испании, я вдруг почувствовал, что за мной следят, — начал рассказывать Стен Экман. — Знаете, это очень странное и неприятное ощущение, будто ты все время не один…

— Вы были в Испании? — переспросил Аксель Хольм.

— Был, в девятой интербригаде. И вот сейчас снова такое же чувство… Есть какие-то чужие глаза, которые каждую минуту в тебя целятся…

— Или стреляют, не целясь, — жестко добавил Карл и спросил Хольма: — Что-нибудь удалось выяснить?

Тот пожал плечами.

— Пока говорить рано. Ищу.

— Мы тогда проиграли фалангистам, — продолжал Стен. — Фашизм пришел, он расползся по Европе, он двинулся на Восток. Но там-то ему хребет сломают!

— Или нет, — вставила Эрна.

— Сломают, обязательно! — Стен говорил с воодушевлением. — Наполеон даже Москву взял, а потом русские оказались в Париже. История ничему не научила Гитлера. Москву он не взял, Ленинград держится, он рвется к Волге. Вот после Волги он уже не оправится, уверен…

— Если бы все были в этом уверены, — вздохнул Курт Креппель. — Мы с Гретой немцы, но пусть Гитлер проиграет. Живучи эти фашисты. И здесь у нас тоже полно фашистов, и все их боятся.

— Нет, не все, — Стен Экман резко повернулся к Карин и ее отцу. — Газета вчера вышла: вместо статьи — белое пятно. Цензура сняла. А заголовок остался: «Правда о Восточном фронте». Значит, и у нас есть люди!

-

— Если бы все были в этом уверены, — вздохнул Курт Креппель. — Мы с Гретой немцы, но пусть Гитлер проиграет. Живучи эти фашисты. И здесь у нас тоже полно фашистов, и все их боятся.

— Нет, не все, — Стен Экман резко повернулся к Карин и ее отцу. — Газета вчера вышла: вместо статьи — белое пятно. Цензура сняла. А заголовок остался: «Правда о Восточном фронте». Значит, и у нас есть люди!

— Но причем здесь «Война и мир» Толстого? — осторожно спросил Хольм.

— А они нам сегодня нужны, — отвечал Стен. — И Наташа Ростова нужна, и Кутузов. Русские победили тогда, победят и теперь! Об этом скажет наш спектакль…

— Карин! — позвала Эрна беззаботно. — Вам, наверное, скучно! Хоть бы пригласил кто! — закончила она, многозначительно взглянув на Карла.

Карл Монсон встал и кивком пригласил ее. Они пошли танцевать. А Стен пригласил Карин.

— А где ваша мать? — спросил Стен.

— Мама бросила нас еще до войны, — ответила Карин. — Она в Мюнхене. Даже не пишет.

— Мне кажется, у вас славный отец. Такие люди — редкость в нашей полиции.

— Такие люди вообще редкость. Не только в полиции, — уточнила Карин.

Аксель Хольм со своего места с удовольствием наблюдал за дочерью.