Ивлин Во - Полвека без Ивлина Во

— Все это не представляет никакого интереса, ни одна из этих вещей. Но если вам действительно хотелось их купить, следовало сказать мне. Я купил бы их вам вдесятеро дешевле.

Он заорал и стукнул гаечным ключом по пальцам старика, пытавшегося продать нам мухобойку. Мы поехали дальше. Холмы цвели анемонами, асфоделями и цикламенами. Мы остановили водителя, и я вышел, чтобы нарвать букетик для Джулиет.

— Они завянут, не успеете доехать до корабля, — сказал водитель.

Бедняга Джеффри целый день провел с судовым врачом, приглядывая за сиделкой. Они подстраховывали коренастую молодую женщину неопределенной национальности, которая неважно говорила по-английски и имела кое-какой стаж работа в больницах. Первые полчаса она делала Джулиет влажное обтирание и перекладывала с одного края кровати на другой, пока у той держалась очень высокая температура. Затем ей стало плохо от качки, и она удалилась в свою каюту, а бедный Джеффри, несмотря на то, что предыдущую ночь оставался на ногах, провел и эту ночь в бдении вместе с горничной (которую сиделка называла сестрой). В Порт-Саиде они отослали эту сиделку на поезде обратно. Это был ее первый выход в море. Невзирая на то, что все время плавания она провела лежа на койке в своей каюте, она выразила крайнее удовольствие от своего первого опыта и попросила врача о постоянной должности на корабле. После ухода Джеффри обнаружил в ее каюте странную запись на листе корабельной почтовой бумаги. Сверху, над фирменной шапкой, шла строка, нетвердой рукой написанная карандашом: «Пневмония (La Grippe) — распространенное эпидемическое заболевание в весеннее время».

Многие из пассажиров сошли со «Звезды» в Хайфе и продолжили путь в Египет через Дамаск и Иерусалим, вновь взойдя на судно восемью днями позже в Порт-Саиде. Остальные переночевали в своих каютах, а наутро отправились на поезде в Каир и Луксор. Джеффри, Джулиет, я и еще двое таких же инвалидов остались одни на судне после первого дня, проведенного в Порт-Саиде. Вся команда наслаждалась этой неделей безделья в середине круиза. Офицеры переоделись в штатское и направились за покупками в «Симон Арцт»; матросы и стюарды сходили на берег развеселыми группами по шесть-семь человек. Это для них была, наверное, единственная возможность продолжительного пребывания на суше, несколько человек из них уехали на целый день в Каир. Те же, кто не ушел в увольнение, занимались обновлением этого чуда чистоты, драили и красили. Мы пополняли запасы топлива и воды. В одном из кафе на берегу играл оркестр. Капитан устраивал званые обеды для властей и друзей. Ослепительно сияло солнце, теплое, но не слишком жаркое, и мы впервые могли с удовольствием посиживать на палубе без шарфов и пальто и наблюдать за большими кораблями, проходившими по каналу.

Единственным, что отравило эту блаженную неделю, была болезнь Джулиет, к этому времени обострившаяся. Врач заявил, что она не может продолжать путешествие, так что ее уложили на носилки, снесли на берег и увезли в Британский госпиталь. Я сопровождал процессию, состоявшую из судового врача, шедшего с теплым бренди и чайной ложечкой в руке, корабельного офицера, Джеффри, полуобезумевшего от тревоги, плот ной толпы любопытствующих египтян, коптов, арабов, матросов-индийцев, суданцев и команды санитаров, двое из которых отгоняли зевак, а остальные погружали Джулиет — похожую на труп — в санитарный фургон. Эти люди были греками, и они отказались брать плату за свои услуги. Для них достаточным вознаграждением было разрешение носить форму санитаров. Они наверняка были единственными людьми во всем Египте, которые когда-либо делали что-нибудь безвозмездно. Несколько недель спустя я встретил одного из них: он маршировал с отрядом бойскаутов. Выскочив из их рядов, он бросился ко мне, чтобы пожать руку и узнать новости о Джулиет.

Это была печальная поездка в госпиталь и еще более печальное возвращение пешком с Джеффри. Британский госпиталь находится на дальнем конце набережной. Мы прошли мимо футболистов, с азартом игравших на неровном песчаном пустыре. Игроки, юные египтяне, были при полной форме: зелено-белые футболки, белые шорты, полосатые гетры и блестящие черные бутсы. Каждый удар по мячу сопровождался воплем «гип-гип-ура!» или свистом; среди играющих бродила пара коз, выискивая занесенные песком отбросы.

Мы остановились выпить на террасе «Казино-отеля»; к нам подошел фокусник и начал проделывать трюки с живыми курами. Таких людей здесь называют gully-gullyman [37] Нечто вроде бродячих комедиантов, развлекающих туристов. из-за их неуемной болтовни. Фокусники из них самые никудышные, но они отличные комики. Они подпрыгивают на корточках, кудахча и счастливо улыбаясь, затем проделывают простейшие трюки, извлекая и пряча предметы в свои широкие рукава; заключительный же фокус состоит в том, что они берут купюру в пять пиастров, которая тут же исчезает в их рукаве, однако это забавляет лишь в первые три раза. Была в городе маленькая девочка-арабка, которая научилась прекрасно им подражать, только, обладая редкостным чутьем отбрасывать несущественное, она обычно совершенно не заботилась о фокусах, а переходила от столика к столику кафе и просто говорила «Галли-галли», и доставала, и снова прятала курицу в маленькую холщовую сумку. Она была ничуть не менее забавна, чем взрослые, и зарабатывала наравне с ними. Однако именно в тот день Джеффри было не так легко утешить, а представление как будто лишь усилило его мрачность. Мы вернулись на корабль, и я помог ему собрать вещи и переселиться в отель.

Два дня спустя я решил присоединиться к нему.

Отель, где мы с Джеффри остановились, располагался на набережной — совершенно новое бетонное здание, хозяевами которого были отставной английский офицер и его жена. Вся английская колония Порт-Саида единодушно рекомендовала его на том основании, что это было единственное место, где с уверенностью не встретишь «гиппи» [38] На английском сленге — египтянин. . Люди, которых мы там встретили, были, безусловно, британцы, но не сказать чтобы веселые. Некоторые жили в Порт-Саиде в силу удручающих обстоятельств. Тут были два добродушных лоцмана с Суэцкого канала, живших в «Боделле» постоянно, и восхитительный молодой недавний выпускник Кембриджа, общение с которым «доставляло нам безмерное удовольствие; он проводил свой отдых от Темпла» [39] Корпорация английских барристеров (адвокатов высокого ранга). , исследуя ночную жизнь Александрии, Порт-Саида и Каира. Как некоторые люди способны инстинктивно находить уборную в незнакомом доме, так этот молодой человек, прибывая на вокзал любого города на любом континенте, мог мгновенно обнаружить его злачный квартал. Но не считая его и лоцманов, другие постояльцы «Боделла» все были случайные люди, которых вынудила сойти с их кораблей болезнь жен или детей. Тут был плантатор из Кении с маленькой дочкой и гувернанткой; он возвращался домой после четырнадцати лет отсутствия; его супруга тяжело заболела и лежала в госпитале. Тут был капитан-танкист, направлявшийся в Индию к месту службы: у его жены случился приступ аппендицита и ее срочно доставили в операционную. Тут была жена солдата, отвозившая детей домой на период жары; ее младший сын заболел менингитом. Я страшился вечеров, когда мы все сидели в плетеных креслах, скорбно обсуждая состояние больных, а тихие слуги-берберы в белых одеяниях с малиновыми кушаками неслышно сновали, принося виски с содовой, и мистер Боделл пытался ободрить нас, заводя древний граммофон и предлагая бессмысленную азартную игру проколотыми полосками картона.