Василий Журавский - Большая судьба [Болгарские очерки и рассказы]

Чудесные звезды над Рилой!

1960 г.

Море думало свою думу. Думало и пело. Пело о том, что нет на свете стихии могущественнее и свободней, чем оно. И была в его симфонии-песне еще одна музыкальная фраза. Я ее чувствовал и слышал явственно, словно оклик своего имени где-то на далеком, чужом берегу… Я слышал музыку и слова:

А на каменисто-песчаном обрыве, у самого моря, весело шумел вековой лес, словно бы приветствуя с добрым утром «племя младое, незнакомое»…

Был утренний час. В дымчатой дали на волнах колыхались рыбачьи шаланды. В порт спешили люди в рабочих спецовках. Они были заняты своими мыслями, своими заботами, и, наверное, не слышали ни песни моря, ни шума леса.

Из глубины аллеи к морю вышли двое. Юноша и девушка. Им вдвоем — три с половиной, от силы четыре десятка весен… Само счастье лучилось в их глазах. Они молчали, ничего не видя и не примечая вокруг, и думали свою думу — о любви. Любовь была для них и морем, и берегом, и лесом, и песней!

На полянке под пологом замысловато пестрой тени, которая падала от кроны старого дуба, юноша и девушка остановились. Нет, не «патриарх лесов» прервал их немую песню любви. Они застыли, очарованные, перед памятником Пушкину. Никто из них не обронил ни слова. Но мне показалось, что они, как и я, слышат в величественной симфонии моря и леса пушкинские мотивы. Великий поэт так вдохновенно и так правдиво живописал природу, как будто говорил ее языком!

Я долго стою у изваяния «того, кто русской стал судьбой». Я радуюсь встрече с великим соотечественником на болгарском берегу. При жизни своей ему не привелось посетить эти места. Но песня его, обходя моря и земли, глаголом жгла сердца и южных славян.

Жгла и жжет!.. Двое молодых застыли перед памятником в трепетном благоговении. Они молчат… Наконец девушка нарушает тишину. До моего слуха доносится ее рокочущий, гортанный голос:

Она декламирует по-русски, хотя твердый болгарский акцент окрашивает каждое слово, вылетающее из ее уст. И тем милее слышать из этих уст пророческие стихи родного поэта!

Четко отсекая стопы ямба, с тем же твердым акцентом, в такт девушке читает юноша. Их голоса берут «полную октаву» на строфе:

Видимо, деды со своей кровью, матери с молоком передали этим молодым людям неистребимую любовь к свободе и научили их гимну, славящему свободу.

Он возвышается на пьедестале у самого берега Черного моря, словно живой. В моей памяти всплывает картина, созданная двумя великими русскими художниками — И. Айвазовским и И. Репиным, которая называется: «Прощание Пушкина с Черным морем». На скалистом уступе — поэт с непокрытой головой. Волны разбиваются у его ног. Ветер разметал буйные кудри, разгорячил одухотворенное лицо, распахнул полы плаща. Свободная стихия словно стиснула на прощание в богатырских объятиях своего сына…

Но чем внимательнее я вглядываюсь в памятник Пушкину, тем больше и яснее вижу, что он не «списан» со знаменитой картины, а сам являет собою неповторимое творение искусства…

Мы составили в своем воображении образ великого поэта по портретам работы его современников О. Кипренского, В. Тропинина, по памятнику работы скульптора А. Опекушина в Москве. О. Кипренский и В. Тропинин писали великого поэта в один год. Однако они оставили истории… двух Пушкиных. Не меньше бы рознились эти портреты, будь они писаны в один и тот же день и в одни и те же часы. Каждый талант видит одно и то же лицо своими глазами и запечатлевает его своими мазками.

Пушкин работы А. Опекушина, погруженный в думу, — олимпийски величественный и столь же живой и человечный. Пушкин на болгарском берегу Черного моря — весь движение. В его фигуре больше динамики и «стихии», чем на картине прощания с морем… Большое чело мудреца. Глаза широко открыты и готовы, кажется, вместить в себя весь мир. «…На устах его печать». Но так и чудится, что вот-вот из них вырвется ода вольности, гимн морю и слава человеку, завоевавшему в боях свою вольность, которую он так страстно пел!

Юноша и девушка уходят своей дорогой. А я снова слушаю симфонию моря и шум леса. И под их мелодии в моей памяти снова и снова всплывают бессмертные строки Пушкина, навеянные ему морем и лесом.

Мне давно известна любовь болгар к поэзии Пушкина. Братский славянский народ боготворит великого русского поэта, почитая его за родного, национального. Пушкин оказал огромное влияние на творчество Христо Ботева, Ивана Вазова.

Пушкин! «Это имя, — пишет академик Людмил Стоянов, — близкое и родное каждому болгарскому сердцу, имя поэта и наставника, способствовавшего расцвету болгарской литературы, ее демократическому и боевому духу… Светлый образ Пушкина шествует свободно по нашей стране. Он встречает вас в каждом читалище, в каждой школе, где растет и крепнет молодое поколение — завтрашняя надежда родины. Его прекрасные стихи читаются на фабриках, на стройках, — и это является выражением глубокой любви и преданности болгарского народа великому русскому народу и его гениальному сыну и певцу-чародею».

Но кто же он, тот болгарин, который вложил в этот памятник столько таланта и любви, столько пламени сердца? Знать, пушкинское вдохновение осеняло его! Я хочу увидеть этого человека, познакомиться с ним и сказать ему братское спасибо.

Из приморского парка я иду в центр Бургаса и разыскиваю краеведческий музей. Молодая женщина-экскурсовод подробно рассказывает мне об истории основания памятника, с исчерпывающей полнотой отвечает на все мои вопросы… Приметив, однако, что я хочу узнать об этом как можно больше, она наконец советует:

— Вам прямой смысл встретиться с Петко Задгорским, автором памятника. Он будет рад советскому товарищу… В этот час вы его застанете дома. По заведенному смолоду обычаю, бай Петко утром пишет портреты… Нет-нет, вы ему не помешаете. На сегодня он свое, как говорится, отработал. А времени у него теперь хватает: с прошлого года ушел на пенсию. Кстати, посмотрите его картинную галерею. Большое удовольствие получите. Обратите внимание на портрет старой женщины: он, по-моему, достоин быть экспонированным в Эрмитаже… Советую вам пристальней всмотреться в лицо бая Петко. Вы сделаете интересное открытие. А какое — не буду вас предупреждать. Точнее, предубеждать!