Антология - Между черным и белым. Эссе и поэзия провинции Гуандун [антология]

— Братцу Фанхуну не суждено было найти себе жену, он попытался это изменить, но не вышло. Как человеку на роду написано, так оно и будет.

Стоя рядом с бабушкиной могилой и глядя, как рыдают отец с матерью, я тоже плакала. Но плакала я не из-за бабушки. Мы жили далеко друг от друга, редко виделись, и особых чувств я к ней не испытывала. Я плакала за компанию с родителями, а еще потому, что наконец освободилась от ужаса.

В сентябре в деревне уже чувствовалась осенняя прохлада. По всему полю лежала оставшаяся после пахоты стерня [31] Стерня — остатки стеблей злаков после уборки урожая. , процессия шла по ней.

Ужас, который я испытывала, ослабевал. Гроб бабушки заколотили длинными гвоздями, пятый и шестой дядюшки вместе с отцом принялись закапывать могилу, и сердце мое успокоилось. Сидеть на корточках в могиле не придется.

С того дня я повзрослела и решила сама определять свою судьбу. Я поняла, что больше меня никто не защитит. Почему слова, которые я услышала от близких, навеяли на меня такой страх? Мне казалось, что это неправильно, но я не понимала, в чем именно заключается эта неправильность. С тех пор очень важной частью моего характера стало тайное отторжение и критическое отношение к чужому мнению; затем я спокойно перевариваю информацию, снимаю все вопросы, а после обычно жду, когда откроется подлинное положение вещей. Впоследствии я общалась с людьми именно так. Когда приходится сталкиваться с теми, чьи мнения отличаются от моего, или с неприятными явлениями, то я никогда не спорю, не иду на открытый конфликт, а спокойно и очень твердо отстаиваю свою позицию. В душе я могу отвергать все это. Идти на компромисс и искать золотую середину стало особенностью моего характера, в душе же я всегда была совершенно непоколебимой. Разумеется, подобная твердость основывалась на достаточно разумных основаниях, а не просто на косном упрямстве.

Наконец обряд похорон подошел к концу. Люди разошлись, все снова вернулось в состояние покоя. Два очага, которые временно появились во внутреннем дворике у шестого дядюшки, разобрали.

Бабушку похоронили, нам пора было уезжать. Отец в тот момент работал на стройке защитной дамбы в Дунбатао, что в уезде Ланькао. Родители решили, что мы на несколько дней поедем к отцу, а потом вернемся в Кайфэн. Тогда еще не ходили автобусы дальнего следования, и родители решили, что поедут на велосипедах из дома в Цюйцунь вдоль Большой дамбы на восток и до самого Дунбатао в Ланькао.

Спозаранку мать разбудила меня и сказала, что нужно собираться быстрее, пока прохладно.

Ехали на трех велосипедах. Двоюродный брат Шуанъянь вез моих младших сестренку и братишку. Сзади на багажник с обеих сторон он подвесил корзины, сделанные из металлической проволоки, в которые поставил маленькие табуретки и рассадил малышей. Отец вез на багажнике маму, а я ехала отдельно на своем велосипеде.

Мы отправились в путь. Двоюродный брат ехал первым, я посередине, а отец с матерью замыкали колонну.

Только мы выехали на дорогу, как на сердце у меня стало очень хорошо. Я на велосипеде оторвалась от поверхности земли и летела вперед, ощущая своего рода превосходство над остальными.

Ветер дул в лицо, обдавая прохладой. Я стремительно летела и догоняла двоюродного брата. Тогда мне еще было интересно любоваться окружающим пейзажем. Большая дамба на реке Хуанхэ цвета желтой охры хоть и представляла собой грунтовую насыпь, но из-за глины на поверхности казалась скользкой.

В тот момент машин было еще совсем мало, грузовики не ездили, и лишь прохожие толкали перед собой тачки. Еще попадались велосипедисты вроде нас, а в целом на дамбе царил покой. По обе стороны дороги посадили серебристые тополя, стволы деревьев были прямыми и серовато-белыми, среди зелени проступали желтые листья. Тополя тянулись ввысь аккуратными рядами, отчего возникало ощущение величественного ритуала. На склоне дамбы росли софоры и смоковницы. На смоковницах среди листвы виднелось множество розовых метелок, это было очень красиво.

Я тогда уже была высокой, и родители относились ко мне как к взрослой. Я неплохо ездила на велосипеде, научилась давным-давно, лет в восемь. В то время ребятишки во дворе начали учиться ездить на велосипеде; если у кого-то дома был велосипед, то его выкатывали во двор, и все мы по очереди катались на нем. Тогда мы были маленькими, ноги еще не доставали до педалей, поэтому сначала мы научились крутить педали стоя. Если ребенок, сидя в седле, не мог достать до педалей, то он перекидывал ногу через раму и давил на педаль, проворачивая ее на полкруга, и велосипед ехал вперед. В самом начале обучения нужно было найти равновесие. Если ошибешься, то упадешь вместе с велосипедом и пассажиром. Я частенько падала и ходила с сине-фиолетовыми синяками и разбитыми в кровь коленками. Однако среди нас не было неженок, все были довольно крепкие, и если падали, то вставали и ехали дальше. Так продолжалось несколько лет, и в десять с небольшим мы все уже мастерски овладели искусством езды на велосипеде.

Сколько же ехать от папиной родной деревни до работы? Я не знаю, но мне кажется, целый день. Мы выехали на рассвете, а добрались затемно. Так что как минимум пятьдесят ли [32] Ли — китайская мера длины, равная 0,5 км. . Когда я думаю о том, что этот опыт значил для девочки-подростка, то до сих пор прихожу в ужас.

Через два часа у меня стала кружиться голова, одежда на спине насквозь промокла от пота, а ветер так и дул, обдавая холодом. Одежда высыхала, а потом я снова потела. Тогда я начала считать маленькие домики вдоль дамбы, которые стояли на некотором расстоянии друг от друга и в которых жили работники дамбы. Я считала: один, два, три… десять… двадцать. Подумала: «Уже насчитала так много, наверное, мы приехали».

А вот и нет. Взрослые по-прежнему крутили педали, никто не замечал, что я устала.

Ноги словно налились свинцом. Я снова принялась считать, на этот раз придорожные столбы, но и им конца не было.

Где же папина работа? Почему так далеко? Еще не доехали? Я уже немного отчаялась.

Взрослые невнимательны, они не понимали, что девочка-подросток уже совершенно измождена. Я хоть и была высокой, но лицом не худа, скорее, я была пышечкой. На самом деле моя полнота была нездоровой. Из-за тифа пострадали почки, а при почечной недостаточности становишься полным не от обжорства, а от выпитой жидкости. Родители не понимали, что подобная полнота не сулит ничего хорошего. Они считали, что у меня сил столько же, сколько у них, что я физически крепкая и запросто проеду несколько десятков ли на велосипеде. Постепенно я поняла, что здоровые люди не в состоянии понять страдания и боль тех, кто нездоров. Поставить себя на место другого очень непросто, пусть даже речь о твоих родителях и самых близких людях.