Александр Образцов - Поющие люди

Правда, моё упорство в нежелании преклониться перед новым принесло мне в конце концов некоторое уважение бойцов. Чем я и пользуюсь при покупке круп, макарон и других излишеств пищевого рациона. Меня кормят за мою стойкость. Мне, возможно, даже завидуют. У меня есть стол, компьютер и, с января 2004 года, отдельная комната, где я могу включать настольную лампу , когда мне заблагорассудиться. Когда мне вдруг клюнет в голову необходимость что-то зафиксировать для вечности. Я верю в это понятие. Мне оно нравится. Я желаю там быть.

Как пьяный русский подмастерье, который чувствует силу ремесла. Когда кожа готова соответствовать ступне, а ткань телу. Когда Гоголь заказывает ему жилетку, надеясь на его ощущение Гоголя.

Так.

Ненавижу шулеров. Не презираю, а именно ненавижу. Хочу вернуть словам их значения.

Например, слово «долг».

Или слово «самоуважение». Это основное слово нашего скучного и кипучего времени.

Вот ты, читатель, дочитавший до сих. Пойми, что «самоуважение» больше, чем «деньги». И ты проснешься в сияющем мире.

Да – господи! Я расскажу тебе, как чист зрачок, озирающий сливы. Как жадно движется кадык, пьющий воду из колодца. Как слепа и доверчива рука ребенка.

Все истории социалистического прошлого одинаковы. Но они временны. Они и задумывались, как временные истории, за которыми последуют истории настоящие, коммунистического будущего.

Что же это за истории коммунистического будущего? Чем они сильны в привлечении сторонников во всем мире?

Ведь совершенно очевидно: жадные звери наживы неинтересны. Жадные звери наживы любят поесть. Они едят вкусное: семгу, колбасы, сметану, коньяк. Они жиреют и теряют вкусовые рецепторы. Они путешествуют ради прибыли. Они любят ради содрогания. Совсем как люди.

И что же? Соблазнить от семги и кокаина коммунистическим вымыслом? Который никто даже не описал вкусно? Который и зацепился в памяти доступностью любой сочной женщины и подливкой из замечательного ресторана общепита? Что там сводящего с ума половину человечества?

Я скажу, что там. Я знаю ответы на все вопросы.

Чехов говорил о том, что самое важное – задать вопросы.

Я знаю ответы на все его вопросы.

И он знал. Он кокетничал. Или боялся.

Чехов имел ахиллесову пяту – веру в науку. Я её не имею. Поэтому знаю все ответы. Но если я знаю ответы, то знаю и вопросы.

Загнанная в угол Европы часть человечества сначала закричала от боли, потом сжалось в клубок, в комок, и заорала, застонала. И породила систему. Система согласия порабощенных – масонов, загнанных в угол, – породила круговую поруку. Круговая порука породила новую историю.

Маленькая ладья Европы вначале обеспечила внутренний мир на условиях остроты клинка, то есть региональных войн, а затем сунулась в океаны.

Хищно, безжалостно Европа кусала Африку, Азию и Америку.

Она создала мир наживы от бессилия. И не может выпрыгнуть из него.

Так может быть, России суждено вырваться из ловушки нового старого времени? И вывести народы из лабиринта конкуренции в просторы сотрудничества?

Жизнь кажется сложной и ужасной до тех пор, пока не появляется некая метафора, объясняющая ее.

Наполеон предоставил французам чертеж великой Франции, и те в упоении завоевали Европу. То же с Гитлером, Сталиным, Ф. Д. Рузвельтом и пр. В стране начинают работать правила уличного движения, прекращается галдеж. Избыточная энергия направляется для наведения порядка в остальном мире.

Хорошо, если в этот момент кто-то даст по зубам. Тогда страна успокаивается, начинается мирное строительство и реформы.

Сегодня мы наблюдаем стремительное американское поумнение после ужасной и ослепительной с художественной точки зрения атаки «Боингов» на Манхэттен. По времени это совпало с нашими, не менее эпохальными, трудностями. Хотя наше ужасное всегда кажется окончательным хаосом, не поддающимся разумению.

Пожалуйста, метафора на этот случай. Представьте Российскую империю=Советский Союз громадной ящерицей, у которой отрубили хвост. Нам неизвестны мучения этого животного. Скорее всего, ему больно. Оно заползает в какую-то нору и начинает привыкать к новой реальности. Хвост, а заодно лапы с обрубленными пальцами вырастают снова, и чадо Божие возвращается в полном блеске.

Все с одобрением смотрят на приличного мальчика, дают ему права в ВТО и НАТО, покупают нефть и газ по приличной цене, признают достижения в искусстве, науке и спорте.

Однако как ведут себя в это время отрубленные члены? Которые были так счастливы освободиться от тирании?

Вот им-то по-настоящему худо. Даже Армения, населенная исключительно талантливыми армянами стремительно теряет самых лучших. Они пересекают границу, чтобы вырваться из безжизненного организма (отрубленная лапа, как известно, восстанавливает голову чрезвычайно долго) и попадают на грузинские дороги. Там через каждые десять километров их останавливают местные жители, переодетые в милицейскую форму, и требуют дань. Берут любой валютой. Если валюты нет, снимают с носов очки, из тюков одеяла и детские коляски.

Перед Харьковом на таможне тамошние местные жители, переодетые милиционерами, в поисках спор сибирской язвы заставляют открывать портмоне и изымают лишние доллары. Украинские гаишники называются совсем уж впрямую, официально словом ДАЙ (правда, без шляпки на последней букве).

Словом, везде кипит отрастание обрубленного.

Все бы ничего, если бы дети не хирели и стариков не топили. Очень уж безжалостное вырастает животное.

Разве согласились бы Романовы, будь они действительно коренными русскими боярами Юрьевыми-Захарьиными на норманскую гипотезу русской государственности? Разве согласились бы они на гипотезу о роли Киева в русской истории?

Да они всё сделали бы для того, чтобы возвысить сначала Москву, а раньше – Старую Ладогу и Новгород. Вместо этого приглашаются немецкие историки, чтобы окончательно обкорнать русское.

Зачем? Почему? Здесь не нужен и Фоменко для ответа. Немецкие родичи Романовых и других романовских дворян выстроили такую историю для придания законности их воцарения. Надо было пригнуть Россию, склонить ее. Потому что неуверенность в завтрашнем дне не давала спать всем им вплоть до последнего из Николаев.

Даже первый из них трепетал. И не перед французистыми декабристами. Перед прошлым, которое было известно всем знатным вплоть до середины 19 века. А потом сдулось перед новой угрозой социализма.

Интересно было бы почитать народовольцев: что они инкриминировали царизму? И с каких пор они числили крепостничество?