Валерий Строкин - Иван-Царевич — Иван-Дурак, или Повесть о молодильных яблоках [СИ]

— Валежник сухой — слышь, леший, леса понапрасну не губил.

— Я знаю, — леший нетерпеливо потер лапами. — Так что с брагой?

— Держи, леший.

Леший подхватил мех, поднял над собой и направил в открытую пасть шипящую струю.

— Ты особенно не увлекайся, — прошипела кикимора.

— Бульк, — леший передал наполовину опустевший мех кикиморе. — Знатная брага, — он громко отрыгнул.

— Закусить хочешь? — Иван подтянул к себе переметную суму.

— Что есть? — жадно спросил леший.

— Пирог с олениной остался, пирожки с капустой и яйцом. Сало есть, колбаска чесночная.

— Все свое, натуральное, — одобрил леший.

— Вестимо.

— Так что, земляк, жмешься? Доставай снедь.

— М-да, — Иван расстелил белую салфетку, стал выкладывать дорожный провиант.

Кикимора перекинула мех с брагой русалии, он слабо булькнул.

«Все выпьют», — с тоской подумал Иван.

— У меня этот родник минеральными солями богат — как живая вода, — промычал леший, запихивая в рот кусок пирога, показывая лапой в сторону, где журчал ключ. Он подцепил два пирожка, одним стал в зубах ковыряться, второй передал кикиморе.

— Ты скажи нам, лучше, Ваня, чего ты забыл в местах гиблых? — спросил леший.

— Ничего не забыл, к Руфию царю еду.

— А камень на дороге видел? — прокаркала кикимора.

— Видел.

— И что, прочитать не сумел? — прожурчала русалия, перекинула лешему пустой мех.

— Умею, — обиделся Иван, — так, когда писали? Столько времени прошло? Угощайся, русалия, пирожками, сальцем.

— Я только постную рыбку ем, — хихикнула русалия, плотнее закуталась в мокрые волосы, словно в плащ, длинные, темные и густые, похожие на бурые водоросли. В её руках появился костяной гребень, которым она принялась старательно расчесывать концы волос. — Чем длиннее, тем секутся больше. Не хочешь причесать меня?

— Не советую, — буркнул леший, нарезая толстыми кусками сало. — Все забудешь, что помнил.

— Спасибо, русалия, я лучше возле костра посижу, — ответил Иван, пробуя разглядеть в сумерках таинственную русалию. Её голос завораживал и, судя по интонациям, обещал неземные наслаждения. Царевич подбросил в костер охапку сухих веток. Вверх взметнулся столб искр, который тут же погас под властным движением посоха кикиморы.

— С огнем в лесу надо быть осторожным.

— Я осторожен.

— Рассвет придет, поворачивай назад, — прокаркала кикимора, — иначе хозяин живым не выпустит, — она настороженно повела по сторонам носом, похожим на конец сучка.

— Кто такой — хозяин?

— Шш-шшш, — прошипел леший, прекращая жевать, — не поминай лихо — услышит.

— Да, кто он?

— Шш-шшш! — зашикали со всех сторон.

— Делай, что кикимора советует — назад поворачивай, — прошептала русалия.

Леший потрогал паленый лоб.

— Здорово ты меня огрел. Теперь не скоро заживет.

— Мы думали, что ты спишь, — тихо рассмеялась русалия, — это я сонный наговор шептала.

— Дура, — леший показал ей волосатый кулак, — шептала и не нашептала.

Кикимора шмыгнула носом.

— Все правильно она шептала, царевич снадобье против сна принял, — проскрипела она, словно ветка старого дерева. — Вот сейчас, чую, — она показала на фиолетовый флакончик лежащий возле дерева.

Леший сытно рыгнул.

— Благодарствую, царевич, за хлеб и за соль.

— И за уши свои, лопоухие, благодари, — смеясь прожурчала русалия.

— Спасибо, — сказал леший.

— Вам спасибо, что ночь со мной провели, — ответил царевич. — Вы всегда зло творите?

— Разве это зло? Жизнь у нас такая, — проскрипела кикимора, высмаркиваясь в конец платка. — Раньше, при царе Горохе, мимо этих мест путь торговый пролегал, веселее было. Мы мужиков не обижали и они нас.

— Под крышей Соловья-разбойника жили, — вспомнил леший. — Я его свистеть научил. Свистел лучше меня, соловьем разливался.

— Душегубом он был, — сказал Иван.

— Знатным душегубом, — поддакнула кикимора.

— Его киллер из Мурома замочил, — продолжил воспоминания леший, — а потом Змей Горыныч объявился.

— Хороший был хозяин, — каркнула кикимора.

— Только и ему башни все посносили, — вздохнул леший, неистово почесал под мышкой. — Тьфу ты, неужели блох подцепил? Бриться придется, чтоб вывести. Срам какой. — За костром рассмеялись.

— И кто теперь за хозяина? — при слове «хозяин» все отводили глаза, стараясь не смотреть на царевича.

— Своя кровь дороже, — прошептал леший. — Прими совет — вернись к Перепутью, пока не поздно, и выбери другую дорогу, — он задрал голову к небу, — твое счастье, что луны не видно, одни тучи.

— При чем здесь луна?

Кикимора поднялась:

— Леший, пойдем, скоро светает.

Леший неохотно встал.

— Хорошая кухня у Прохора, навестить бы.

— Ваня, хочешь, пойдем со мной, будешь мне волосы расчесывать, а я тебе песни петь и целовать страстно, между куплетами. Здесь река недалеко, там я тебя и скрою, никто не найдет, — ласково прожурчала русалия. — Пойдем, милый, зачем тебе мир человеческий? Если не нечисть, так вы сами друг дружке козни строите, воюете. А у меня — тишь и прохлада: река течет, камыш поет, ничего и никогда не меняется. Покойно у нас.

— Вот именно — покойно. Что ты понимаешь в жизни человеческой?

— А ты научи меня пониманию, — жарко прошептала русалия, на миг распуская волосы. В свете костра блеснуло бледное и нагое женское тело, призывно качнулись полные груди. Русалия запахнула волосы и улыбнулась. — Холодно мне, а ты — горячий, люблю горяченьких.

— Спасибо, русалия, не люблю я рыбу и рыбалку.

— Я не рыба, — обиделась русалия. — Батяня твой на лягушке холоднокровной женился.

Иван рассмеялся.

— Мне, видно, не судьба, извини.

— Извиняю, не шибко надеялась, — полные губы благосклонно улыбнулись. К ней приблизились леший и кикимора — три низенькие расплывчатые фигуры.

— У тебя чеснока случайно нет? — спросил леший.

— Нет, есть колбаска чесночная.

— Была, — вздохнул леший, для профилактики хлопая себя по вздувшемуся животу. — Хозяин наш не здешний.

— Откуда он? — насторожился Иван.

— Ты кол сделай… — Кикимора отвесила лешему звонкую затрещину, — Ты что, мохнорыл, болтаешь, своя жизнь не дорога, другие пожалей.

Леший икнул:

— Это брага виновата. Ваня, внемли совету, поворачивай оглобли, тогда и я смогу тебя брагой угостить, настоянной на березовом соку.

— Почему? Почему вы боитесь сказать мне о хозяине? Кто он? Что ждет меня впереди?

— Беда впереди, — печально ответила русалия.

— Смерть, — каркнула кикимора.

— Поворачивай, Ваня, и счастливого пути, — крикнул леший. Зыбкие фигуры отступили, растворяясь в сумерках. Не было слышно, как ушли; ни одна веточка под ногами не треснула.

— Остерегайся мышей летучих, — донесся издалека голос лешего.