Валерий Строкин - Иван-Царевич — Иван-Дурак, или Повесть о молодильных яблоках [СИ]

Лес зашумел, налетевший порыва ветра, раскачал кроны деревьев, разогнал густую темень, она уступила места молочным сумеркам.

Сквозь кроны и стволы берез стало просматриваться серое небо, усыпанное шляпками звезд, темные, рваные, широкие полосы туч. Далеко на востоке кто-то невидимый мазнул по горизонту малиновой кистью. Начинало светать. Иван посмотрел на затухающие угли, перевел взгляд на коня.

— Что, Сивко, двигаемся дальше? — Конь радостно заржал, ткнул теплой мордой в грудь. — Посмотрим, кто такой хозяин. — Царевич собрал остатки снеди — после лешего почти нечего было собирать. Иван улыбнулся, вспоминая странных, совсем не страшных ночных гостей.

С кем только не встретишься. Леший и кикимора — вроде нечисть, а на людей похожи. Русалия — эта опасна для прямого общения, может заколдовать и заставить на дне водоема век коротать. Иван вспомнил историю про торгового гостя Садко, как в него влюбилась принцесса подводного царства. Где они сейчас, что с ними? Кто знает…?

Царевич опустил на спину Сивко седло, подтянул ремешки подпруги, закрепил переметные сумы, взялся за уздечку. Над головой пискнула, срываясь вниз, летучая мышь, зигзагами замельтешила над кустами, улепетывая в глубь леса, где еще царил густой сумрак.

— У, нетопырь, — царевич погрозил кулаком.

Перед уходом проверил, надежно ли затушил костер, и в том месте, где сидела Кикимора, обнаружил сухой пучок чеснока.

— Вот бесы, сами чеснок имели, а меня спрашивали. — Царевич сунул в кармах кафтана несколько головок. — Вперед, труба зовет, — весело объявил Сивко.

Молодой лес, в котором Иван провел ночь, начал меняться: деревья становились старше, толще, выше. Березы сменили дубы-великаны в несколько обхватов, покрытые седым, свисающим с ветвей мхом. Казалось, что их высокие кроны подпирают небеса, за густой листвой не было видно небосвода. Пушистые заросли папоротника — в рост человека; проход сквозь кущи затрудняли скрытые, похожие на дремлющих змей, извилистые корни деревьев, давно сгнившие, поваленные в бури стволы.

Усилившийся ветер шумел в кронах дубов, сыпал вниз старые листья, сухие ветки. Натужно потрескивали и скрипели старые стволы. Других живых звуков этот лес не знал. Пения птиц Иван не слышал. Его шаги и цокот копыт, заглушал многолетний ковер опавших листьев устилавших землю.

Во второй половине дня старый дубовый лес уступил место очередному подлеску и орешнику, которые оживили окрестности разноголосицей птичьего пения. За этим лесом скрывался другой — с высокими ароматными соснами, под которыми росли многочисленные красные шляпки с белыми горошинами — мухоморы. Зеленый ковер под ногами сменила колючая рыжая хвоя. На таком ковре Иван-царевич увидел первый скелет человека.

Сивко испуганно заржал, когда под его копытом треснула, рассыпаясь в прах, кость. От толчка из-под елового покрова вскинулась кисть скелета, выкатился злорадно скалящийся череп, как будто злорадно предупреждал: и вас ждет та же участь.

— Тихо, все позади, — Иван, успокаивая, погладил коня. Прошептал: — Бедный Йорик. Вступаем в опасную зону, — сказал в конское ухо.

Они продолжали углубляться в темный и сумрачный еловый лес. Все чаще попадались человеческие и конские останки, полузасыпанные хвоей. Казалось, что несколько десятилетий назад здесь прошла грандиозная сеча.

— С кем они сражались: с бандитской группировкой Соловья-разбойника или со Змеем Горынычем?

На смену ельнику пришел новый лес — нечто фантасмагорическое, жуткое: обугленная черная земля, с гнилыми остовами пеньков, на которой ничего не росло, обугленные, лишенные ветвей, черные столбы-стволы. Мрачные обелиски. Конские копыта взметали черные облачка праха. Горелый лес тянулся в бесконечность и не думал заканчиваться.

— Что за пожарище здесь бушевал? — вопросы царевича оставались без ответа. — Теперь понятно, почему эти земли называются гиблыми. — Он посмотрел на небо, близился вечер. Небосклон затягивался черными косматыми тучами. Картина выглядела безнадежной и безрадостной.

Впереди сквозь горелые стволы замелькало странное белое строение с арками, странно искривленными колоннами.

— Тут кто-то живет или жил? — удивился Иван. Сивко недовольно зафыркал. — Вперед, конь мой верный, не бойся, там царевна прекрасная и кобылица богатырская, — подбодрил царевич жеребца. Обманутый Сивко радостно заржал, хотел перейти в галоп, но Иван натянул поводья. Черные деревья расступились. — Стой, глупый, — царевич привстал на стременах. Теперь он мог хорошо разглядеть удивительное белое строение, которое так его поразило. — Ну ни фига себе, — выразил впечатление, соскакивая с коня и шагая к белому сооружению.

Перед ним белели гигантские останки Змея Горыныча. Колоссальный белый хребет сверкал отполированными временем позвонками, покоился на обгорелой земле. Над ним высокими арками поднимались ребра, искривленные колонны тазобедренных костей.

— Вот это дракоша! — с восхищением протянул Иван, меряя шагами вытянутые кости. — Выйти против такого — большая честь. Еще важнее выжить. Алеше Поповичу это удалось. Но как? Прав Митрофанушка, когда говорил, что были богатыри в свое время, не то, что нынешнее племя.

Тридцать шагов уместились между последним позвонком хвоста и черепом величиной с Сивко. Конь испуганно ржал, топчась у обугленных стволов, боясь подойти к скелету. Огромный череп угрожающе выпятил кривые кинжальные зубы. Пустые глазницы, как живые, клубились внутри мраком. Царевич заинтересованно наклонился вперед и с криком отпрянул назад. Глазища выплюнули черное облако пронзительно кричащих летучих мышей. Не переставая кричать, они совершили над испуганным Иваном круг и кинулись на коня. Сивко испуганно заржал, встал на дыбы, черное облако упало на него. Конь испугался еще больше. Ржание перешло в жалобное блеяние, он кинулся к скелету, в прыжке перескочил через череп и, преследуемый пищащим черным облаком, понесся, не разбирая дороги, вперед.

— Сивко! Стой! Стой! — Иван побежал следом. Невидимый в черном небе, предостерегающе каркнул ворон.

— Да пошел ты, — Иван поднял лицо, почувствовал, как упали на лоб и щеки холодные капли. Начал моросить дождь. — Сивко! — закричал Иван, продолжая бег.

— Сивко-о-о-о! — заметалось эхо по мертвому черному лесу.

Около полуночи горелый черный лес расступился, выпуская Ивана на большую темную поляну, в центре которой стоял высокий курган. Дождик висел в воздухе тонкой моросью, пропитывая окрестности холодом и сыростью. Сквозь поредевшие облака неоновым столбом прорывался свет полной луны, падая на обгоревшую поляну и освещая курган. На вершине кургана, покрытая серебреным светом, копошилась пищащая, шевелящаяся масса.