Валерий Строкин - Иван-Царевич — Иван-Дурак, или Повесть о молодильных яблоках [СИ]

— И все, — карие глаза насмешливо посмотрели на Бориса.

Царевич понял, что над ним издеваются, покраснел.

— Не было никаких членовредительств, — буркнул он.

— Вот я и говорю: явился сюда и смотришь так, будто предложение делаешь.

— Я?

— Ты.

— Тебе?

— Мне, — карие глаза выдержали яростный и гневный взгляд царевича.

Из кухни вышла мама, такая же высокая и широкоплечая, как дочь. Более зрелые карие глаза окинули Бориса выразительным взглядом.

— Этот, что ли, твой жених?

— Он самый, — радостно подтвердила Уля.

— Послушайте, мамаша, ваша дочь меня с кем-то путает.

— Это ты её с кем-то путаешь, — мать вплотную подошла к оробевшему Борису. Грозно посмотрела на него. — Моя дочь ни с кем не путается. А ты уже меня мамашей кличешь и Уле моей женитьбой голову задурил.

— Женщина, я блины зашел поесть! — воскликнул Борис.

— Не ори, — осадила мама. — Все — чуть дело, сразу в кусты. Что ты в нем нашла доченька, хиляк какой-то?

— Я — хиляк?! — закричал, не на шутку сердясь, Борис.

— Ну, мама, — Уля оценивающе, словно впервые видела, посмотрела на царевича, — хиляк, — вынесла она вердикт.

— Моя дочь с одного удара снесет тебя на землю.

— Меня? — Борис, улыбаясь, посмотрел на женщин.

— Тебя, тебя.

— Нет, ну народ, — Борис покачал головой, — зашел блинов отведать. А тут на грубость нарвался, хиляком обзывают. — В сердцах он сплюнул под ноги.

— Ты здесь не плюйся, не у себя в палатах, это обеденная зала.

— Извиняйте, — Борис вызывающе выпятил нижнюю челюсть.

— Собьет, — повторила мама.

— Не собьет, — огрызнулся царевич.

— Собьет.

— Не собьет, бьюсь об заклад, что не собьет.

— Что ты поставишь? — рассмеялась Улина мама. Дочка тем временем засучивала рукава сарафана.

— Коня богатырского.

— Твоя кляча и одного руфия не стоит, — старая хозяйка презрительно посмотрела на Бориса.

— Хорошо, — вскипел царевич. — Собьет — на твоей дочке женюсь, — брякнул Борис, и сам расхохотался такой шутке. — А вы что ставите?

— Я себя ставлю, — улыбнулась Уля.

— Это как?

— Увидишь, — девушка состроила глазки.

Борис жадно сглотнул слюну, выразительно посмотрел в карий омут. Они обещали увлечь в себя и утопить.

— Посмотрим. Посмотрим, — пробормотал царевич, становясь напротив девушки. В карих глазах застыл смех, девушка даже щеки надула, еле сдерживаясь.

— Что я с тобой сделаю, милая, даже не представляешь, — мечтательно погрозил царевич.

— Смотри, дочка, поосторожнее, не зашиби ненароком, — предупредила мама.

— Пожалуй, — кивнула Уля.

— Давай. Бей, — хмыкнул Борис.

Уля ударила, отведя плечо назад, как опытный кулачный боец, и впечатала кулак в грудь царевича. Борис охнул, чувствуя, как тело отрывается от пола, спина натыкается на стол и скамейки, все это с грохотом сносится на пол. Тело царевича упало сверху, ломая скамью. Уля встревоженно склонилась над ним.

— Живой? Извини, не хотела сильно.

— Угу, — простонал Борис, пробуя подняться. — Как конь лягнул.

— Еще бы, — рассмеялась мама Ули. — Моя дочка два года в богатырках-поляницах ходила и таких, как ты, пачками валила. Поднимайся, женишок, — охнув, она поспешила на кухню.

Уля протянула руку.

— Я помогу?

— Спасибо, я сам, — царевич, кряхтя поднялся, — проклятый камень, в точку, — процедил он сквозь зубы.

— Какой камень?

— Был один, — Борис, морщась, пощупал грудь: теперь синяк будет и зачем спорил?

— Ты не думай. Мы тоже не простого сословья.

— Вижу, — хмыкнул Борис, поднимая и ставя на пол стол.

— А ты вправду царевич?

— Царевич, — Борис придвинул лавку, устало опустился. Раздраженно отпихнул к стене обломки лавки, которая отпечаталась на спине.

— Мама, я замуж за царевича выхожу! — крикнула Уля.

— Поздравляю! — донеслось из кухни.

— За кого замуж? — недоуменно спросил Борис.

— Ты так не шути, я могу и сильнее ударить, — посоветовала Уля, ласково улыбнулась.

— Она так блинную получила, — в дверях кухни появилась мама.

— Как?

— На спор, — ответила Уля.

«Лучше бы я по дороге Ивана поехал», — с тоской подумал Борис. Он поднялся.

— Ты куда?

Борис поморщился:

— Дело одно сделать надо, ведь не зря сюда приехал. Не бойся, пеший пойду, коня во дворе оставлю.

— Я не боюсь, на слово твое полагаюсь. — Устя заглянула в глаза Бориса, прошептала, словно предупреждала: — Ты еще не знаешь, что с обманщиками бывает, которые не выполняют перед бедными девушками своих обещаний.

— А что бывает?

— Хочешь узнать?

— Пожалуй, нет, — помедлив, ответил Борис, с тревогой пощупал грудь. — Главное — диафрагма целая.

Согласно тайного плана, который дал, по большой симпатии и как военный военному, воевода Дубылом, царевич Борис вышел к восточной стене кремля, поднялся по склону к высокому двухметровому забору с затесанными кольями. С другой стороны должен был находиться сад, где среди грядок и экзотических кустов стояло желанное дерево с молодильными яблоками. В городе поговаривали, что в этом году оно как никогда усыпано золотыми плодами. Борис подумал, что обязательно съест парочку, много опасно — можно впасть в детство.

Он ловко закинул на один из кольев, веревку, затянул узел и, поплевав на ладони, тяжело пыхтя, полез наверх. С раздражением вспомнилось утреннее приключение — и дернул же леший зайти в эту проклятую блинную. Слово дал. Слово не воробей — улетит и не вернется. «Убегу. А ежели найдет? В богатырках два года служила, а из них такой спецназ готовят», — с уважением подумал он. Глаза у нее красивые, это точно. Такие темные, бесстрашные… и ласковые — Борис оседлал ограду, вытащил из-за пазухи заранее приготовленную тонкую плетеную лесенку, перекинул на обратную сторону. Снял кафтан и повесил на острый кол. Сесть ещё на него не хватало. Посмотрел в сад и ничего не увидел. Небо затянули тяжелые черные тучи, ни звездочек, ни лунного проблеска. Удачный час для набега. Прислушался. Нет, согласно данным разведки, здесь нет собак. Не любит их Руфий, говорят, у него на них аллергия. Болезнь какую заграничную выдумали. Ну и лопух. Даже не верится, что царство без малого в кармане. Борис улыбнулся, глубоко вздохнув, перелез на другую сторону и осторожно стал спускаться. Улыбка не сходила с его губ. После блинной он с пользой провел время. Потолкался на базаре, собирая информацию у беспечных и словоохотливых горожан. Все знали, что дерево растет в саду, охрана там никудышная — старые ветераны, и, если улыбнется удача, а она обязательно улыбнется — считай, что яблоки в кармане. Царь и его приближенные — лохи. Борис коснулся земли. Замер, успокаивая дыхание. На плечо легла рука, чей-то голос ласково сказал:

— Вечер добрый, голубчик.