Валерий Строкин - Иван-Царевич — Иван-Дурак, или Повесть о молодильных яблоках [СИ]

Борис рванулся в сторону, несколько человек навалились на него. Повалили на землю. Несколько рук сжали горло.

— Не имеете права, я царевич, — захрипел Борис, пробуя отбиться от лохов-ветеранов.

— Да хоть королевич. Вяжите его, ребята.

— Я требую свидания с царем! — закричал Борис.

— Много чести ворюга, вот завтра на казнь поведут — увидишь.

— За что казнить? Миловать прошу! Ребята, отпустите.

— Завтра. — Пиная и награждая тумаками, незадачливого яблочного вора потащили вдоль частокола, к темному крылу терема…

— …По четвергам у нас судный день, — пояснил Борису словоохотливый стражник. Беднягу царевича ночь продержали в темном и сыром каземате. Утром отказали в воде и хлебе. В настоящий момент он стоял под стражей двух громил на городской площади. Недалеко, на деревянном помосте, в кресле восседал царь Руфий — живенький, щупленький, с неестественными алыми румянцами на бледном лице. Личико гладкое, чисто выбритое, с подведенными тушью глазами. Отчего они казались большими и мрачными. На голове, в густой белой шевелюре, словно в бараньей шкуре, сверкал золотой царский обруч. На нем был зеленый, военного покроя френч, украшенный золотыми эполетами и витым шнуром на груди. Крикливая манера вести судебные заседания выдавала в нем особу нервную и неуравновешенную, склонную к истерии.

«Дерганный весь, от такого добра не жди», — тоскливо подумал Борис.

По обе стороны от кресла стояли облаченные в белые мантии, со строгими и постными ликами правосудия, советники. Старший и младший. Младший, согласно своего ранга, был обрит наголо. Его лысина сверкала под солнцем не хуже царского обруча.

Подле царского помоста стоял помост поменьше, для осужденного. Обычно на него выходили со своими тяжбами истцы. Вблизи находилась, кутаясь в черные плащи, хмурая стража, которая хватала тех, чья вина была доказана или объявлена царем. Чуть в стороне — плаха, с глубоко всаженным в нее мясницким топором. Над ней возвышался, скрестив руки на обнаженной мускулистой груди, заплечных дел мастер. Его лицо скрывал красный колпак с прорезями для глаз и рта. Самый страшный человек в любом царстве. Было видно, что он не первый год занимается гиревым видом спорта, ему даже не было нужды напрягать мышцы, однажды надутые, они больше не сдувались.

Остальное пространство площади занимали любопытствующие горожане и приезжие. Кинотеатров еще не было, а казнь, хоть и страшно, — развлечение. Толпа шумела, посмеивалась, щелкала семечки и обменивалась репликами:

— Да откуда у них корова? У них коровы с роду не было.

— Так не корову, жену увели…

— Правильно сделали, что лавку похабным словом исписали, там мясом никогда не пахло.

— Что там было?

— То, что сейчас написано.

— А Фима, как напьется, по ночам рок заморский на гуслях лабает…

— …Странные у вашего царя волосы, — заметил Борис.

Стражник зевнул:

— Та, не волосы это, а парих.

— Он что, лысый?

— Ну не совсем, — стражник погрозил пальцем, — ты поменьше болтай, о деле своем думай.

— Что думать, я царевич, у меня грамотка охранная есть. Нельзя мне голову рубить.

— А где грамотка, у тебя её не нашли?

— В блинной оставил. Она рядом, во-он за тем купеческим домом. Там конь мой богатырский во дворе стоит. — Борис вытянул шею, показывая на трехъярусный особняк.

— Заливать умеешь, — усмехнулся стражник. — Все одно — голову не спасешь.

— Почему?

— Тебя в саду взяли?

— Взяли, а я морковки хотел нарвать?

— Вот сейчас ты и расскажешь, что хотел сорвать.

— Что-то ваш царь не очень молодо выглядит, ему яблоки молодильные не помогают?

— Помогают, нашему красавцу за шестьдесят будет.

— Правда? — удивился Борис.

— Заткнись, — глухо обронил стражник, поймав взгляд старшего советника.

— Слушается дело о поимке татя в царском саду! — прокричал старший советник, кивнул младшему.

Руфий возбужденно потер руки:

— Быстрее и конкретнее. Коровы и неверные жены надоели.

Лысый советник развернул грамоту и быстро прочитал:

— Вчера. В темную ночь, при отягчающих обстоятельствах был задержан в царском оранжерейном саду человек, который кличет себя Бориской-царевичем…

— Как он себя кличет, не важно, — Руфий постучал по подлокотникам кресла.

— При поимке страже оказал сопротивление. При нем были обнаружены следующие улики…

Борис поймал колючий, хитрый взгляд царя. Понял — снисхождения ждать не придется.

— Слово вору, — сказал Руфий. Он улыбнулся, поерзал в кресле устраиваясь поудобнее, спросил:

— Что скажешь в свое оправдание, человек?

— Я ничего не воровал! — закричал Борис, падая на колени. — Смилуйся, батюшка. Царевич я!

— Где взяли?

— Задержан на грядках с брюссельской капустой, ваше величество, — отрапортовал стражник.

— И? — царь грозно нахмурился.

— Пока вязали, пятнадцать кочанов затоптали, — стражник побледнел, отвел взгляд в сторону.

Руфий прикусил нижнюю губу, кивнул.

— Вина доказана, — объявил старший советник.

— Вердикт, — потребовал Руфий.

— Человек по имени Бориска, кличущий себя царевичем, был задержан в царском саду, в который проник преступным способом, с целью воровства… — советник сделал паузу и посмотрел на царя.

— Продолжай, — благосклонно кивнул Руфий.

— Брюссельской капусты, — объявил советник.

— Идиот, — вздохнул Руфий, рассматривая на ногтях маникюр.

Стражники поставили царевича на ноги.

— Я сын царский! — закричал Борис.

— Чей? — Руфий зевнул, скучающе посмотрел на Бориса. — Чьих детей я только не видел на этой площадке: королей, халифов, президентов, султанов, министров.

— Берендея!

— Тогда почему не пришел в терем и не представился, как положено? — насмешливо поинтересовался царь.

— Так хотел сделать, не успел, — Борис раскаивающе посмотрел на Руфия.

— Ночью хотел прийти, через сад?

Борис кивнул.

— Ты всегда напролом прешь?

— Всегда, — радостно согласился царевич.

— Больше не будешь. Стража, отрубите ему голову, — Руфий, улыбаясь, взмахнул белым платком.

— Не имеете право, это нарушение международных норм! Царевич я!

— Чем докажешь? — включился в допрос старший советник.

Руфий неодобрительно покосился на выскочку:

— Какие еще доказательства?

— У меня охранная грамотка есть.

— Где она? — Руфий стряхнул с эполета невидимую пылинку.

— В блинной.

По площади прокатился веселый смех. Кто-то из толпы выкрикнул:

— Лучше скажи — в пивной!

— Сколько надо повторять, — Руфий недовольно поморщился, — я устал, палач, руби голову. Суды на сегодня закончены.

— Слушанье судебного дела закрывается, — объявил лысый советник.

Стражники подхватили под локти бледного Бориса и потащили на помост, к культуристу в красном колпаке.