Валерий Строкин - Иван-Царевич — Иван-Дурак, или Повесть о молодильных яблоках [СИ]

— В деревню мне нельзя возвращаться, мужики сильно обиделись — не простят. — Он посмотрел на царевича. — Я для них как белая ворона, не любят мужики тех, у кого другой колер.

— Так везде.

— Царевич, хочешь, я тебе верой и правдой служить буду? Идти мне некуда, а тебе пригожусь.

— Я царевич, но жалованья у меня для тебя нет, — Иван развел руками.

— Я без жалованья — на интерес. Куда ты, туда и я. Неужели в дороге одному не скучно?

— Еще как скучно, — подтвердил Иван.

— Значит, я с тобой? — обрадовано воскликнул Серый.

— Ты вправду верволк?

— Сомневаешься?

Царевич и верволк долго смотрели друг на друга. Не выдержали — разом засмеялись и обменялись очередным рукопожатием.

— Вижу, что ты удачлив, значит, и мне повезет, — заключил Серый.

— Мои братья считают иначе.

— Ничего страшного, — беспечно отмахнулся верволк. — Пойдем, — он зашагал по дну оврага.

— Куда?

— Там, впереди, есть хорошее место. — Через несколько минут они вышли к родничку, бьющему из стены оврага, стекающему вниз и исчезающему на дне среди мха и мелких камешков.

— Здесь отдохнем, — Серый припал к ручью. — Вкусная водица, — восторженно объявил он. Пил Серый странным образом, как собака — лакал воду длинным розовым языком.

— Как ты себя чувствуешь в полнолуние?

— Отлично! — Серый упал на спину. — Испей водицы, гарантирую — козленочком не станешь. — Иван-царевич опустился на колени, надолго припал к холодной освежающей струйке. Умыл лицо. По примеру спутника растянулся на мягком ковре из изумрудного мха. Взгляд застыл на зеленом шатре, раскинувшемся над головой.

— Век бы лежал на дне этого лога, — вздохнул Иван.

— И я. В детстве часто сюда бегал, хоронился от обид и дразнилок. Никто, кроме меня, больше не знает этого места. Здесь я и с волками познакомился.

Царевич встревожено приподнял голову.

— Не волнуйся, — усмехнулся Серый. — Они сейчас у Кусманового озера охотятся. Кстати, зачем тебе наш царь понадобился?

— Да как тебе сказать? — царевич закрыл глаза — тихое журчание родничка, мягкий зеленый полумрак, уютное моховое ложе убаюкивали. — Сам царь мне не нужен. Мне нужен его конь богатырский, что Сивкой кличут, с белой звездочкой на лбу.

— Как же, — Серый присвистнул, — отличный конь. Я хорошо его знаю, одно лето у нашего царя пастухом работал — коней в ночное водил. Днем не разрешали, говорили, что, глядя на меня, кони испугаются и разбегутся. Потом ищи их, лови. — Серый заскулил от вспомнившихся обид. — С ночного прогнали. Злые у царя конюхи, хуже дружинников, невзлюбили меня. Царь Кусман этого коня не продаст, не надейся.

— У меня денег нет, — отозвался Иван.

Серый оживился, перевернулся на бок:

— Не надо денег, я помогу тебе коня увести. Конь что птица, к утру в соседнем государстве будем, у Руфия.

— Вот он мне коня и заказал, — с грустью сказал царевич.

— Конь не тебе нужен?

— Мне яблоки молодильные нужны, — признался царевич.

Пришлось Серому все рассказать. В конце рассказа Серый объявил:

— Коня угоним. Не сомневайся, и Руфия в дураках оставим, — он шмыгнул носом, — я чую, а нос меня никогда не подводил, даже если держал его не по ветру.

— У Руфия так просто яблоки не украдешь.

— Да ладно с Руфием, — отмахнулся Серый. — Решим вопрос с Сивко.

— У меня был конь с таким именем.

— Будет тебе новый конь, не чета прежнему. Ночью проникнем в царские конюшни. Сивко — черный жеребец с белой меткой на лбу, держат его отдельно. Кормушка из чистого золота, всегда пшеном полна. Конь умный, меня помнить должен. Хорошо бы хлебушка для него раздобыть.

— У меня есть, — Иван похлопал по дорожной сумке. — Ты, случайно, не хочешь есть?

— Ты такой наблюдательный, случайно хочу. Что есть съесть?

— Сыр и сало…

Серый шмыгнул носом:

— Какая жалость, чую — блины были.

— Были, — Иван развернул скатерть-не самобранку, стал выкладывать провизию.

— Хорошо, что ты меня встретил, — Серый щелкнул зубами, голодно потер волосатые ладони. — В папашу, — Иван улыбнулся.

— Коня, увидишь, ночью добудем, — похвалился Серый, набивая рот сыром…

— Я ничего не вижу, — прошептал царевич, прижимаясь спиной к мокрому от росы забору.

— Здесь нет ничего интересного, — отозвался верволк, шаря руками по доскам. — Нет, не здесь, пойдем дальше, — он зашмыгал носом, крадучись, двинулся вдоль забора.

Молодой месяц скрывали рваные темные облака, иногда он пропарывал их своим рогом и с любопытством заглядывал в прореху. Двое конокрадов скользили в тени забора, стоящего на песчаном берегу озера. Изредка, в воде слышался всплеск рыбы, мелькал серебристый бок, разбегались темные круги. В прибрежной заводи квакали о своем, лягушачьем, земноводные. С берега тянуло сыростью и гнилостным запахом водорослей и преющего дерева.

— Нашел, — заскрипела отодвигаемая доска. — Царь старый, некому досмотреть и починить, — шептал Серый, поддерживая доску для протискивающегося в лаз Ивана. — Клык даю — конюхи спят.

Месяц прорвал тучу, позволяя разглядеть то, что скрывал забор. В десятке метров начинались низкие, вытянутые постройки конюшен. В крайнем домике в одном из окошек трепетал огонек.

— А ты говорил, что спят.

— Спят, — подтвердил Серый. Он принюхался. — Эх, если бы в волка обернуться.

— С ума сошел, всех коней перепугаешь…

— Поэтому и не прыгаю через голову.

Светлые рога месяца увязли в черной туче, стало темно. Серый схватил Ивана за руку.

— За мной. — Короткими перебежками они добрались до крайней, стоящей в стороне от всех конюшни.

Внутри, почуяв людей, громко фыркнул конь, ударил в деревянный пол тяжелым копытом. Серый приник к дверной щели.

— Сивко, это я, твой старый знакомый, помнишь? — Было слышно, как конь подошел к двери, задышал в щель.

— Помнит, я же говорил, что конь умный. Ломай замок.

Царевич вынул меч, вставил его между звеньев цепи и дужкой замка.

— Ломай, не бойся, — шептал Серый, — эти звенья для устрашения, нет в них крепости, оловянные они. — Царевич надавил, цепь хрустнула, дужка замка отлетела в сторону.

— Хлеб давай, — Серый протянул руку. — Коня не бойся, он хоть и богатырский, но умный и ласковый, хороших людей за версту чует, как я.

— Это как?

— А так, царь Кусман на него ни разу не садился. Не подпускает, укусить может или копытом ударить. Главное — не бойся. — Дверь заскрипела. — Сивко, — прошептал Серый в темную, душную комнату. В дверях показалась крупная конская голова.

— Точно, с меткой на лбу, — Иван осторожно дотронулся до светлого белого пятна. — Здравствуй, Сивко.

— Хлеб дай; привет, красавчик, — Серый похлопал коня по шее. — У, какой кологривый. Ты хлебом корми, а я копыта тряпкой обвяжу.