Александр Сапегин - Жизнь на лезвии бритвы. Часть II

— В данный момент мы довольствуемся ролью сторонних наблюдателей. Другого не остаётся. Его темнейшество сейчас для нас недоступно по причине пребывания в бесплотном состоянии. Бесперспективное занятие ловить его дух по всей Албании. Да. Я прекрасно осведомлён о его местопребывании. Оставим в стороне, откуда мне это известно. Уверяю вас, он сам выплывет через пару лет. Есть у меня такое чувство. С другой стороны почивать сложа руки тоже непозволительная роскошь. Нельзя ограничиваться дискредитацией Дамболдора и его сторонников, отборное гуано будет великолепно смотреться и на клевретах Волди. Последних желательно начинать травить через континентальную прессу. Пожиранцы давно вывели основной бизнес на материк, вот и пускай подёргаются. В моём списке есть несколько фамилий, которые требуют пристального внимания. Знаете, Георг, я нисколько не расстроюсь, если они пойдёт по миру с протянутой рукой. Напиться не напьюсь, но есть у меня ящик эксклюзивного армянского коньяка…

— Звучит заманчиво, но я не услышал главного, как бороться с угрозой Волдеморта?

— Мой проклятый Мордредом родственничек, забодай его Моргана, планирует пафосное воскрешение и не менее пафосное возвращение в кулуары политики. Том всегда был падок на театральные эффекты и обожал игру на публику. Не думаю, что он изменит привычкам. Я провёл малое отречение Тома Риддла от Рода, большое проведу после обретения им тела, тогда он станет безродным на глазах изумлённой публики. Интересно, как быстро его порвут на лоскуты после этого?

— Вы страшный человек, Гарольд! — откинулся на спинку кресла Гринграсс.

— И не говорите, иногда я сам себя боюсь, — принял шутку я. — О подробностях пока не буду, всему своё время. Ваша основная задача наладить работу по всесторонней дискредитации директора, попутно устраивая на него покушения. Мне же, так или иначе придётся осенью вернуться в Хогвартс. Непреложные статьи Кодекса Слизеринов не оставляют выбора.

— А сейчас?

— Сейчас мне придётся приложить немалые усилия по наверстыванию пропущенного. Леди Вальпурга уже подобрала наставников для домашнего обучения магическим и маггловским дисциплинам, так что я наслаждаюсь последними свободными деньками.

— Что ж, — открыто усмехнулся Георг, — не смею больше отнимать вашего драгоценного времени, Гарольд. Мисс Грейнджер не простит мне ни одной лишней минуты задержки, а зная нрав её наставницы, могу предполагать, что это будет болезненно. Передавайте поклон леди Блек и скажите ей, что послезавтра я её навещу. Хватит нам сидеть в стороне…

На этой оптимистичной ноте мы раскланялись с Георгом. Заплатив за аренду переговорной, Гринграсс аппарировал в неизвестном направлении, а я воспользовался порт-ключом.

Короткий субботний день далёк от завершения, преступлением будет бросить Гермиону одну. Вскоре я вновь штурмовал на подъёмнике вершины и лихо слетал вниз, но повторить рекорд скорости и времени прохождения трассы, установленный Асторией, не получалось, хоть ты тресни. На все попытки улучшить результат мелкая поганка только похихикивала в кулачок. Смирившись, мы с Гермионой и Генри признали проигрыш. Сегодня не наш день, определённо.

Ближе к вечеру небо затянуло тучами и посыпал снег. Генри и Астория портанулись в парижское имение Блеков, а мы остались ночевать в арендованном домике. Как назло Грейнджеры затеяли ремонт в своём доме, но мы не в обиде. Съёмные апартаменты и мы вдвоём… Романтика с большой буквы «Р». То-то крёстная так многозначительно поблёскивала глазами в пятницу, когда вернувшаяся с Шармбатона невестушка озвучивала планы на выходные. Спелись, мерзавки. Но разве я против? Я только «за»! Когда домов эльф сервировал столдля припознившегося ужина, за окном стояла сплошная белая стена. А в доме весело трещал камин и умопомрачительно пахло приготовленными мясными рулетиками и прочими деликатесами, которыми блеснул ушастый повар. Нет, никакого алкоголя и непристойностей не мы себе не позволяли, нам и так было хорошо друг с другом. Камин с наложенными на дрова чарами долгого горения, живое тепло танцующего пламени, большой клетчатый плед и одно кресло на двоих. Чтобы не нарушить уютную идиллию, незаметно убрав лишнее со стола, тактичный эльф испарился, а мы так и остались в кресле…

Проснулся я от непонятного щемящего грудь предчувствия. Стараясь не разбудить доверчиво прижавшуюся ко мне Гермиону, я осторожно огляделся. В магическом плане всё было в полном порядке. Чары на камине по-прежнему держались, поленья прогорели едва ли наполовину. Магический фон без изменений. Стрелки на высоких напольных часах в виде Эйфелевой башни показывали половину шестого утра. Беспокойство не уходило, по-прежнему монотонно царапая ледяными когтями душу. Да что же это такое?

— Гермиона! Гермиона! — разбудил я девочку.

— Что? — сонно потерев кулачком глаза, она вновь ткнулась лбом в моё плечо.

— Не спи! Ты ничего не чувствуешь?

— Что…

Задрожав каждым кирпичиком, дом содрогнулся от мощного удара, жалобно треснув под напором снега, острыми осколками рассыпался цветной витраж. Мерлин, лавина! Закрыв собою девочку, я послал мысленный сигнал на фамильное кольцо. Аварийный портал выплюнул нас в центре гостиной поместья Блеков под Парижем. Вместе с нами портал захватил и кресло, и здоровенную кучу снега, накрывшую парочку в кресле с головой, и острейшую кованную пику, которую сорвало со стены альпийского домика и, словно бабочек, пришпилило ею к креслу влюблённую парочку.

Находясь на грани магического истощения, грозившего вот-вот перейти в полное исчерпание ядра с последующим превращением в сквиба или… или переходом в мир иной, я всеми силами удерживал Гермиону в мире этом. Не проснись во мне дар некроманта, мы бы уже оба давно обживали апартаменты у Миледи, а так я интуитивно не давал трепетной душе Гермионы отринуть телесные оковы, постепенно загоняя за окраину и себя. Я был там и не боюсь смерти, тем более лично знаком не с явлением как таковым, а с личностью, его воплощающим. Миледи не так страшна, как её малюют некоторые доброхоты, но вот от её ожидания даже дементоры порой покрываются ледяной коркой. Лично я готов умереть, но не отдать в леденящие ручки эту девочку, медовые глаза которой медленно тускнели, покрываясь туманной плёнкой. Пока я её удерживал от смерти, отдавая взамен свою жизнь. Держал, не замечая, как по полу, стенам и стёклам высоченных французских окон змеятся дорожки изморози с красивым сказочным лесным и растительным орнаментом. Такие же прекрасные, как в далёком детстве прошлой жизни, когда мороз сковывал окна и я, с ногами забравшись на подоконник, любовался прекрасными нерукотворными картинами, представляя Деда Мороза, едущего через лес к нам на новогодний праздник. Но только сегодня от замёрзающих на глазах окон не веяло ожиданием праздника. От двух подростков, стоящих одной ногой в могиле, во все стороны распространялся вымораживающий флёр смерти. Казалось, мертвенное оцепенение захватило даже пламя в камине, чему бы я совсем не удивился, ибо в тёмном углу комнаты набирала объём бесплотная фигура в белом саване до пят и надвинутом до самых глаз глубоком капюшоне. Я отрицательно покачал головой. Не отдам! Моё! Она должна жить. Сдохну сам, но не отдам!