Somber - Горизонты

— Нет нет нет… радио…

Боль слегка ослабла. Кобыла смотрела на него, воплощая исцеляющие заклинания, восстанавливающие ему шкуру, но его груди проку от них было мало. Жеребец же суетился возле радио. Из окна башни было видно, как далеко внизу, по повозкам беженцев, и их лагерю, прокатились волны розового тумана. Зебры убегали в сторону леса, но врата школы преградили им путь. Некоторые из них начали взбираться по ним, зажимая прутья под копытами, и карабкаясь вверх с такой поспешностью, какую я не смогла бы себе раньше представить… но они были недостаточно быстры. Розовое облако накрыло их, и вопли умирающих зебр достигли башни до того, как они оборвались. Большинство не продержалось даже до этого момента. Во внутреннем дворе, тут и там, возникало ещё больше розовых струй. А с нижних этажей всё ещё доносились крики и мольбы о помощи.

— Зачем? Кто это совершил? Как? — спросила кобыла, по щекам которой катились слёзы.

— Зеее… бр… — слабо выдохнул Голденблад, падая на бок. — Ста… ста… — но затем замолчал, давясь и кашляя.

— Это сделали зебры? — спросил жеребец, выглядывая из-за оборудования. — Нет. Как они могли? Это ведь школа! Зачем?

— Ты думаешь, им для этого нужна причина?! Они чудовища! Они использовали собственных беженцев, чтобы проникнуть в школу и убить нас всех, после того, как мы им помогли! — гаркнула кобыла сквозь слёзы.

— Нет… — прошептал Голденблад, когда окружающий мир начал тускнеть, ощущая себя так, будто его грудь наполнена расплавленным камнем. — Ста…аааах…

— Не волнуйся, Голденблад. Ты получишь помощь. Просто продержись, — произнёс жеребец, когда боль была ослаблена очередным исцеляющим заклинанием. — Мы намерены выжить. Мы, чёрт возьми, убедимся в том, что абсолютно все узнают о том, что здесь сегодня произошло!

Я вышла из шара памяти. Покачнулась, но сумела удержаться и выпрямилась.

Амади. Он был там. Два века назад… он был там! Не удивительно, что Голденблад был так шокирован когда увидел его в архивах Стиля. Зебра, который начал всё это, был там!

— Но почему после выздоровления он им ничего не сказал? — спросила я саму себя, пялясь в монитор.

Терминал внезапно мигнул, и появилось зернистое изображение кобылы. Внизу экрана я прочитала подзаголовок:

« За нападением на школу стоят зебры.

…многочисленные очевидцы этой бойни утверждают, что зебры несут ответственность за нападение… ».

Изображение сменилось, и появился перебинтованный Голденблад, а голос жеребца за кадром произнёс:

— …учитель воочию видел ответственного за это нападение разведчика-диверсанта зебр…

Новое изображение. На экране появилась кобыла из шара памяти.

— Это было ужасно! Мы слышали, как они кричат, не имея возможности выбраться из своих комнат, в то время как ядовитого газа становилось всё больше и больше! Я по-прежнему слышу их вопли! — произнесла она, судорожно всхлипывая.

Ещё одна фотография нескольких официально украшенных зебр, окруженных репортёрами, позади которых находилась разгневанная толпа. Подзаголовок гласил: « Зебры официально отрицают Бойню в Литлхорне. Осуждают Эквестрию за убийство „беженцев“. Предполагают, что в школа Литлхорн была прикрытием для лабораторий по производству химического оружия. Хуффингтон пылает. Будут ли повторные теракты? »

Под конец появилось изображение Селестии, и стоящей подле неё Луны. Я никогда не видела, чтобы она выглядела такой… старой. Даже на зернистой фотографии я смогла увидеть глубокие тени под её глазами, и душераздирающий взгляд.

— …период национального траура. С сожалением сообщаю всем вам, что я незамедлительно слагаю с себя полномочия, и ухожу в длительный отпуск, по причине недостаточной эффективности. События этой войны превратились в… во что-то большее, чем я могла себе представить. С древних времён Эквестрия не страдала так, как страдает сейчас, и я боюсь, что способа для восстановления гармонии не существует. Но отриньте свой страх. Я передаю бразды правления королевством моей дражайшей сестре. Так же, как она оберегает всех нас по ночам, пусть же она защищает нас всех в эти тёмные времена. Я всецело ей доверяю. ..

Затем камера сфокусировалась прямо на Принцессе Луне, а десятки вспышек сработали. Я никогда в жизни не видела настолько перепуганной кобылы.

— Я… я хотела… эм… — начала говорить Луна, её взгляд метался от одного репортера к другому. Воцарилось долгое напряженное молчание.

— Как вы отомстите за нападение на Литлхорн, Принцесса Луна? — в конечном счёте произнёс один из репортёров. Луна пару секунд беззвучно двигала челюстью, тень страдания промелькнула на её лице, пока она силилась ответить.

Однако, прежде, чем она смогла выразить свои чувства, другой репортёр махнул копытом в её сторону.

— Можете ли вы ответить на комментарии принца Блюблада о том, что невозможен мир между нами и зебрами? — выкрикнул другой.

— Принцесса Луна! Принцесса Луна! А что вы скажите о сожжении Хуффингтона, и слухах, что к этому причастны зебры? Вы можете прокомментировать это? — закричал ещё один.

Рот Луны двигался бесшумно, в то время как она переводила взгляд с одного на другого.

— Я… ну… просто хотела сказать… — но чтобы она не намеревалась сказать, это было затоптано ещё большим количеством вопросов.

А затем Принцесса Селестия прочистила горло и вопросы тут же прекратились.

— Это естественно, что у вас есть множество вопросов, на которые Принцесса Луна обязательно ответит, но немного позже. А сейчас, извините нас , — вместе они повернулись, но я заметила моментально опустившиеся глаза, взволнованное выражение… и нахмуренные брови.

На экране вновь появился первый вопрос.

>КТО ЭТО СДЕЛАЛ?

Я набрала «АМАДИ», а затем остановилась. Этот был правильный ответ, но был ли этот ответ правильным для него? Ни кто не смог бы обвинить его в том потоке гневя, что высвободился после Литлхорна. Убийцей был Амади. Голденблад стоял на пороге смерти. Если бы он умер, то парочка из башни могла бы прийти к абсолютно таким же умозаключениям, не зависимо от того, что сказал им Голденблад. Все могли бы умереть, и возможно, ничего бы не изменилось.

Но я представила себе, как Голденблад должно быть чувствовал себя… наблюдая, как умирает мир… как умирает его Эквестрия… я знала каково это, пережить нечто подобное. Как я винила себя за то, в чём даже близко не было моей вины. Как это терзало меня изнутри. Я медленно набрала ответ: