Андрей Рябоконь - Искушение чародея (сборник)

Корабль, притаившийся на дне кратера, выглядел грозно. Тропические растения пышно разрослись вокруг, но броня оставалась чистой, легкий трап сверкал. Дженет взлетела по ступенькам, ловко перебрав пальцами, выстучала код, перекрестилась и скользнула в пахнущий озоном шлюз. Павлыш последовал за ней. Коридор оказался полутемным, многие лампы перегорели, ковровое покрытие рассыпалось от ветхости. Но кают-компания сохранилась в полной неприкосновенности. За слегка помутневшей от времени стеной из плексигласа красовался огромный ящик, напомнивший Павлышу радиорубку, по экранчикам двигались непонятные символы, лампочки мигали.

— Привет вам, принц! Офелия, о нимфа!

От неожиданности Павлыш икнул. Так вот кто читал Шекспира. Задача становится еще веселее… Дженет преклонила колена и промолвила нараспев:

— Офелия, иди в монастырь. Смерть нашего возлюбленного брата еще свежа, — ответил корабль. Лампочки вспыхнули алым.

— Мой добрый дядя, в чем же здесь причина? — Павлыш включился в игру.

— Белую овечку там кроет черный матерый баран, — подтвердил компьютер.

— Нас ожидает смерть от лихорадки?

— В крови коварный вирус, он опасен, заразен, и спасения нам нет. Я истреблю все язвы и пороки, и Землю от нашествия спасу.

— Земле не страшен вирус лихорадки, врачи давно уж победили смерть.

— От смерти нет спасения. Воскреснут лишь роботы в таинственном раю, а люди сгинут, хрупкие, бесследно.

Лихорадочно выплетая мысль в узел шекспировского стиха, Павлыш очень плохо подумал об американских инженерах и капитане этой проклятой тарелки.

— Нам подарили камеры, что жизни, разорванные в юности, спасают. Земле не страшен вирус, и не стоит пускать бесцельно ядерный заряд.

— Скажи, где доказательства? У принца всегда с собой в кармане грустный череп.

Павлыш лихорадочно зашлепал себя по карманам — там могла бы заваляться монетка, игрушка, переводная картинка. Проклятье! Он выгреб хлам перед выходом, самолично, старательно.

Дженет дернула его за рукав.

— Доктор, вы действительно воскрешаете мертвых?

— Да, милая. Наши братья по галактическому союзу подарили нам специальные камеры. Если от тела остался хотя бы кусочек плоти, устройство восстановит его. Осталось только убедить в этом упрямый компьютер.

— О, господи, скажи, когда воскресну — ты примешь голос мудрости чужой?

— Приму, дитя. Приму любую кару. Любовь слепа, но зрячею рукой она разбить сумела мой покой.

Дженет поцеловала Павлышу руку — ошарашенный доктор не успел отдернуть ладонь. А потом с размаху вонзила тесак себе в грудь. Тело осело на металлический пол, пачкая его кровью.

— Когда она вернется, ты забудешь о ядерном пожаре и беде?

— Я проведу анализы. Увидев, что кровь чиста, скомандую «отбой».

Павлыш подхватил на руки еще теплое тело девушки. Он помнил со студенческих времен — живой человек легок, мертвый тяжел… как труп. И назад — километры по джунглям.

Доктор не споткнулся ни разу. Он осторожно сгрузил страшную ношу на заднее сиденье и с места поднял катер, выкрутив рычаг скорости до предела. Павлыш знал — камера сработает безупречно, смерть Дженет сродни клинической смерти, через сутки она встанет, рассмеется и попросит есть. Но едкая, скверная боль не уходила — а если вдруг не сработает, если заклинит капризный инопланетный механизм? И напрасная кровь ляжет на его, Павлыша, руки, девушка погибнет зазря?! Не доверяя никому, доктор сам донес тело до аппарата, сам сверил настройки, нажал кнопку и посоветовал начать эвакуацию. Не стоит испытывать судьбу еще раз. И начните противовирусную терапию немедля!

Через двадцать часов корабль, полный перепуганных муннайтов, их собак, коз и птиц, поднялся на орбиту. Через двадцать четыре часа крышка камеры тихо открылась. Доктор только ахнул. Новая Дженет двигалась легко и свободно, пышные каштановые волосы закрывали ее королевским плащом, глаза сияли, очищенные от бородавок руки хотелось покрывать поцелуями. И пахла девушка не рыбой и гнилью, а особенной, пряной свежестью юности. Притихший Павлыш отвез ее к ржавому кибермозгу, впустил внутрь и мерил шагами площадку, пока Дженет не вышла назад, вся в слезах — ее бог умер. Сценарий сработал безупречно. «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет», — изрек на прощание кибермозг и совершил аварийное отключение.

Павлыш радировал на корабль капитану Позднякову и вернулся на станцию. Он не писал Марине несколько дней, это следовало немедля исправить. У доверчивой, милой Дженет теперь есть настоящее будущее, она станет учиться, поступит в университет, выйдет замуж, проживет долгую и счастливую жизнь безо всяких дурных суеверий. Вот только… он, Владислав Владимирович Павлыш, пожалуй, не смог бы безрассудно вонзить себе нож в грудь, чтобы спасти товарищей. И товарищи по кораблю не смогли бы. И не факт, что земляне это еще умеют — там, где царствует разум, нет места слепой, безоглядной вере.

«Дорогая моя Марина, — начал Павлыш свое письмо, — есть многое на свете, что заставляет задуматься о любви. Я в сотый раз хочу говорить о тебе — с тобой».

За окном шелестел вечный дождь Амфитриты.

Поляна формой своей походила на равнобедренный треугольник. Лагерь расположился вдоль южной, короткой стороны, а дальний угол отвели под посадочную площадку. Разумеется, временно. Как только начнется монтаж планетарной станции, углы у поляны исчезнут, она округлится, разрастется, отодвинет лес на добрый десяток километров. Но к тому времени «Магеллан» будет далеко, за много парсек отсюда. А пока природа вокруг была первозданной, девственной, если не считать выстроившиеся в ряд оранжевые купола лагеря и штабеля монтажного оборудования. Но их как раз можно было не считать, достаточно повернуться к поляне задом, а к опушке леса, что начинался в двадцати шагах от трапа, — передом. Что Павлыш и сделал. А потом, прикинув, что спешить ему некуда, все эти двадцать шагов и отмерил. Не так часто доводится высаживаться на планеты, по которым можно разгуливать не в скафандре, а в обыкновенном полевом комбинезоне. И даже без маски биозащиты.

Лес был забавным. Тонкие, идеально прямые стволы поднимались метров на тридцать, распадаясь вверху пучками гибких, покрытых короткой хвоей ветвей. Вместо подлеска — папоротники с гигантскими узорчатыми листами. В самом низу — подстилка из палой хвои и синевато-лилового мха.